В основном все наши двигались в центр поселка, и только мы с Тортилом — на окраину. С каждой минутой пути дома, мимо которых мы шли, выглядели все беднее, одежда, висящая для просушки на натянутых во дворах веревках, все изношенней, а улицы — все малолюдней.
— Не знаю точно, сколько пропало, — отвечал на мои расспросы Тортил. — Много. Вот столько!
И он показал свою ладошку с растопыренными пальцами.
— Лучше узнать у Хагнесс — она любит всех расспрашивать. После того, как пропал Юнатан, Хагнесс прямо с ума сошла, начала приставать ко всем, допытываться. Где был, когда видели. А сегодня пошла в Луна-парк, хотя сама говорила мол «туда ни ногой»…
— Стоп-стоп, — мягко сказала я, — давай по порядку. Кто такие Юнатан и Хагнесс?
— Мои друзья. Мы живем вместе.
— Не поняла. Вы все дети и живете втроем, без взрослых?
— Ну да, — пожал плечом Тортил. — Всегда ночуем вместе, мы как семья. Хагнесс очень умная, вечно придумывает, где еще можно заработать. А Юнатан веселый, с ним всегда интересно играть.
Бедные дети.
Я осторожно покосилась на мальчика. Насколько понимаю, Пэйтон и другие участники отбора воспринимали происходящее как сказочную игру, небывальщину. Это сквозило в каждом жесте, каждом слове, пренебрежительно брошенном в сторону местных. Для меня же боль торговца, приставания прохожего, одиночество маленьких детей — все ощущалось до реальности остро.
Обижали и заставляли злиться нападки кадетов и особенно было неприятно неверие в меня кураторов. Надеюсь, с помощью Тортила я смогу доказать, что не зря Джонсон включил девушку в экспериментальную группу.
Мы вышли из узкого переулка и уткнулись в скособоченные железные ворота с дугообразной вывеской наверху. Пляшущие буквы гласили: «Луна-парк».
Первое что я увидела — огромный амбарный замок, чья ржавая дужка делала разом два важных дела: не давала воротам раскрыться и, что еще важнее — упасть.
— Место для детских игр? — задумчиво спросила я, проводив взглядом взлетевшего с карканьем ворона.
— Лучшее в городе! Здесь много игрушек, — объяснил Тортил, пожав плечами. Дескать, ну неужели неясно. — Все дети сюда ходят играть, только взрослым нельзя говорить.
Кажется, мой не самый высокий рост сыграл в плюс. Меня воспринимали не совсем полноценным взрослым.
— Почему нельзя говорить?
— Потому что хозяин Парка — достопочтенный ис Фунт — не любит детей. И если ловит нас в Парке, очень ругается, больно дерется и требует заплатить штраф. Храбрая Хагнесс пошла поговорить с ним и до сих пор не вернулась. Вот не к добру. Надеюсь, у тебя есть немного денежек, Эмили?
Я с опаской посмотрела на тихо поскрипывающие под ветром створки ворот, раздумывая, а надо ли мне идти с ребенком в такое подозрительное место. К тому же будучи при этом без гроша.
— Знаешь, что, Тортил, давай-ка ты меня здесь подождешь. Я пойду — познакомлюсь с почтенным исом и попробую отыскать твою подружку.
— Вот еще, — фыркнул мальчишка, отпустил мою руку и зашагал к воротам. Он отодвинул с самого края неприметный лист из двух сцепленных прутьев и неожиданно открылся просвет. — Ты ж ничего не знаешь, прячешься плохо, гордая. И слишком красивая для женщины — вот прям не повезло тебе, Эмили. Пропадешь без меня.
Чиркнув бочонком по металлу, Тортил пролез внутрь, продолжая бухтеть, описывая мои проблемные, с его точки зрения, особенности.
Ничего не понимаю… Девушка я, конечно, симпатичная, а иногда, когда высплюсь, и прехорошенькая, но писаной красавицей меня сложно назвать — ростом не вышла в модели и яркой внешностью никогда не обладала. Пока объяснение у меня было одно — здесь какие-то проблемы с женщинами. То-то я их почти не вижу на улицах.
Опасаясь потерять мальчика из вида, я почти с разбегу впрыгнула внутрь парка, чуть не порвав рубашку. И замерла, с восторгом рассматривая открывшуюся красоту.
Парк оказался заросшим, давно запущенным, но… необычайно дивным, восхитительным в своей чудесности. Идущую от ворот дорогу из канареечно-желтой гальки слева и справа обрамляли могучие деревья с толстыми серо-коричневыми стволами. Сквозь листву, наполняя воздух радужным мерцанием пролетали многочисленные цветные бабочки.
— Мистер Фунт любит краски, — сообщил Тортил.
— Ну ничего себе, — выдохнула я. — Он большой молодец, раз создал такое великолепное место. Я этим мистером уже восхищена.
— Вот треснет тебя пару раз, сразу передумаешь, — философски заметил мальчишка, привычно схватив меня за руку и потащив вглубь парка.
Пожалуй, теперь я понимаю, почему сюда приходили дети. По сравнению с мрачным, готично-серым поселком это место было похоже на Диснейленд. Нежно, переливчато пели птицы. Сверкали камешки дорожки. Поневоле ждешь, что из кустов вот-вот появится кавалькада рыцарей, а путь приведет к золотому замку, где ожидает свою судьбу прекрасная принцесса.
Но это были лишь мечты. Через пару шагов мы вышли к небольшой площадке, на краю которой лежало колесо обозрения, давным-давно упавшее и сейчас буйно заросшее травой. Справа, веселой россыпью стояли шатры, увешанные броской рекламой игр и развлечений.
«Бородатая Иса Трувольд и ее тигр!»