Мужчина мечты. Как массовая культура создавала образ идеального мужчины

Отношение Байрона к женскому поклонению – как и его сексуальность – было сложным и двойственным. С одной стороны, он чувствовал себя жертвой женской ненасытности и относился к фанаткам и преследовательницам с некоторой нетерпимостью[207]. С другой стороны, именно эта страстность и любовь женщин к его поэзии создали его репутацию. Он собирал письма и локоны словно трофеи. Байрон был достаточно проницателен, чтобы понимать: его образ действовал словно экран, на который женщины проецировали собственные фантазии. В пятнадцатой песни его эпической поэмы «Дон Жуан» эта идея сформулирована очень ясно:

Но дамам каждый раз являлся он
В том облике, в каком его хотели
Узреть. Таков неписаный закон.
Живей всесильной кисти Рафаэля
Воображенье их; кто наделен
Красивой внешностью, того умели
Они всегда поднять на пьедестал,
Чтоб он, как чудо света, заблистал[208]

[209].

В конторе Джона Мюррея на Альбермаль-стрит есть бюст Байрона работы датского скульптора Бертеля Торвальдсена[210]. Много лет подряд разные женщины, посещавшие это место, в знак преданности целовали скульптуру. Ее хранителям стоило больших трудов стирать красные пятна губной помады, чтобы сохранить бюст в первозданном виде[211]. Возможно, Байрону не понравился бы подобный фетишизм, низведение себя до сексуального объекта. С другой стороны, коллекция женских волос свидетельствует о том, что и ему самому фетишизм был не чужд.

Наследие Байрона неразрывно связано с сексуальной политикой. Каролина Лэм, уязвленная и несчастная после разрыва с поэтом, написала «Гленарвон»; это в некотором смысле роман-месть, но одновременно отчаянная попытка разгадать загадку сексуальной привлекательности Байрона и природы женского желания[212]. Один из персонажей «Гленарвона», леди Августа, предполагает, что в то время особенно востребованными были три типа мужчин: бандиты или головорезы, франты и литераторы (к этой категории относились также поэты и политики)[213]. Притягательность Байрона, вероятно, включала в себя элементы каждого из названных типов. Лорд Рутвен (Гленарвон) – версия Байрона. Своей привычкой питаться женским желанием и соблазнять девушек до смерти он напоминает вампира. Горячая смесь готической мелодрамы, запутанного сюжета и феминистических озарений, «Гленарвон» добился скандального успеха после публикации в 1816 году. Еще он оказал влияние на подход, выбранный Байроном при написании «Дон Жуана», а также на историю «Вампира» (The Vampire, 1819) Джона Полидори[214].

В Викторианскую эпоху писатели и писательницы продолжали соревноваться в создании добродетельных и желанных мужских героев, а изменения в их образах были обусловлены серьезными социальными переменами. Так, литература «новых женщин» в 1890-е отражала развитие образования для женщин и их борьбу за независимость на рынке труда. Герои романов того периода были общительными, относились к женщинам уважительно и дружелюбно, как «приятели» или коллеги[215]. Тем не менее высокомерные и пренебрежительные байронические типы все так же привлекали женщин и в девятнадцатом веке – например, в произведениях Бронте, – однако теперь, чтобы в полной мере считаться романтическими героями, им нужно было пройти процесс приручения и одомашнивания. Приручить Хитклиффа Эмили Бронте так и не удалось, и потому он ассоциировался скорее с ужасающей силой природы, чем с героизмом. Он был непростительно груб и склонен к садизму, и его же устами автор предупреждала женщин: лучше обуздать всякие фантазии о подобных негодяях. В ответ на обвинения экономки Нелли в жестоком обращении с Изабеллой Хитклифф возражает: девушка не заслуживает ничего, кроме презрения с его стороны, потому что сама зачем-то представила его «героем романа» и ожидала рыцарства[216].