Многие подобные романы и мыльные оперы (вроде сериала, снятого по мотивам книг Кэндес Бушнелл) критиковали за пропаганду материализма и поверхностных коммерческих ценностей[650]
. В них героев, да и в целом отношения с противоположным полом иногда выставляли как своего рода роскошный брендовый товар. Теперь, когда контрацептивные средства доступны всем, мы, возможно, несколько пресытились идеей о женщинах, которые ищут мужчин как товар[651]. Но, по крайней мере, у женщин в современных романах появился выбор. Теперь не все в их жизни зависит от того, удастся ли поймать в свои сети и одомашнить влиятельного мужчину. Поэтому изменилась и фантазия о приручении мужчины, которое изменит и жизнь женщины. Женщины могут себя обеспечивать, могут ошибаться, разрывать отношения и начинать все с чистого листа.С 1970-х социальное и экономическое положение женщин изменилось, и это, конечно же, нашло отражение в художественной литературе. Кроме того, у романов появилась новая аудитория, которую вряд ли удалось бы увлечь старыми формами любовного романа, где героини просто сидят на одном месте, мечтают и молча страдают. В текстах конца двадцатого века сохраняются патриархальные основы, но страх больше не связывает женщин по рукам и ногам: они ищут лазейки в мужском мире и перестраивают его под себя. А баланс власти в отношениях не всегда соответствует стереотипным гендерным представлениям. В романах появились новые формы мужественности: в частности, привлекательность мужчин теперь может быть связана с их чувствительностью к потребностям женщин в независимости или же с тем, насколько самим мужчинам нравятся женские амбиции и навыки. В новых романах героини понимают, что работа и дружба с другими женщинами так же важны, как отношения с мужчинами. Женщины могут быть богаты и влиятельны и без сильного пола. А иногда – только иногда – они узнают что-то новое о собственных желаниях и учатся получать то, чего хотят сами.
8
Вздохи под луной?
Так что же значили все эти мечты о возлюбленных? Девушек Викторианской эпохи постоянно ругали за любовь к грезам и фантазиям, за то, что они терялись в мирах, которые сами же и выдумывали. Ничего нового в этом не было. Традиция критиковать слабый пол за глупость и доверчивость формировалась веками. Гендерная природа этой критики помогла изменить понимание «романтики»: это явление прошло сложный путь – от французского народного творчества и средневекового рыцарства до появившихся в последнее время представлений о слезливом эскапизме и второсортной художественной литературе[652]
.Английская писательница Филлис Бентли, популярная в 1930-е годы, выросла в западном Йоркшире в начале двадцатого века. Она посвятила целую главу написанной в 1960-х автобиографии мечтам своей юности[653]
. При этом Филлис сразу занимает защитную позицию: очевидна потребность писательницы извиняться за то, как «затянулись» ее мечтания, которые увлекали ее даже в восьмилетнем возрасте. В основном воображение Филлис занимали истории, в которых ей выпадала роль похожих на Золушку героинь; одной из причин такого увлечения она считала уединенный образ жизни[654]. Героини произведений Филлис Бентли всегда рано – и по любви – выходили замуж. Они влюблялись в необычных героев, «внешне сложных и доминантных, а внутри очень любящих и заботливых»[655]. Сама Филлис прекрасно понимала, что писала о том, о чем сама мечтала. Уже будучи взрослой она говорила, «что эти грезы можно было называть фантазиями в чисто фрейдистском смысле. Они никак не были связаны с амбициями, которые я надеялась реализовать. Как раз наоборот, они основывались на желаниях, которые я сознательно не считала нужным удовлетворять»[656]. Позже, когда Филлис Бентли узнала, что девочки в семействе Бронте, Шарлотта, Эмили и Анна, имели привычку погружаться в воображаемые миры Ангрии и Гондаля[657], она несколько успокоилась. По-видимому, уже тогда она понимала, как тесно мастерство романиста связано с богатым воображением и способностью грезить наяву. Но почему-то полностью избавиться от чувства вины ей не удалось. Филлис вспоминала: хотя она скрывала содержание своих грез от семьи, ее мать считала ненормальным, что разум дочери выдумывает такие яркие и захватывающие истории. По совету семейного врача Филлис отправили в школу. Возможно, это решение помогло ей социализироваться, однако мечтать Филлис не перестала. Она постоянно читала художественную литературу, и это только распаляло ее воображение. Филлис вспоминала, как мать переживала, что «Джейн Эйр» плохо повлияет на дочь. И действительно, именно образ мистера Рочестера «породил моих сложных, но дорогих сердцу героев грез»[658].