Мужчина на всю жизнь

Через четыре дня, получив жалованье, он решил устроить себе настоящий пир. В действительности же он просто робел вернуться назад к Мони. Из упрямства он зашел в одно из тех заведений, где пол устлан коврами. Не успел он осмотреться, как подошел кельнер.

— Все занято.

— Как это так, полно ведь свободных столиков?

Одежда его совсем обтрепалась, только в спецовке у него еще был приличный вид.

Как-то он встретил Мони на улице.

— Хайнц, послушай, где ты пропадаешь?

Через час он снова сидел у нее.

— Представляешь, у нас здесь чуть было не случился пожар. Из-за вентилятора. Если бы занавески были задернуты, как обычно, здесь бы сейчас ничего не осталось.

— А ты бы нагрела руки.

Она взглянула ему в глаза.

— У нас на заводе тоже недавно вентилятор задымился.

— А он еще действует? — спросила Мони.

— Электрик установил новый, но старый все еще валяется.

— Мне нужен еще один, — сказала она, внимательно разглядывая кран пивной бочки. — Я застрахована на восемьдесят тысяч. Принесешь его мне?

— О’кей, — сказал он.

— За это мы сейчас выпьем, — сказала она. Она принесла две рюмки кальвадоса. — За дружбу. Забудем старое.

Она потерлась кончиком носа об его нос.

Теперь пивнушка наполнилась людьми, но Мони время от времени поглядывала на него.

— Съешь что-нибудь. — Она пододвинула ему две котлеты с горчицей. А когда ушли последние посетители, поставила перед ним еще одну кружку пива. — Ты ведь не спешишь?

Она отнесла свою и его рюмку на столик. Заперла дверь, выключила большой свет. Воздух накатывал на него медленными, ленивыми волнами, и сквозь эти волны он видел Мони, поверхность стола тоже стала волнистой и даже контуры рюмок, голос Мони доносился откуда-то со стороны, и словно со стороны он увидел в расстегнутой блузке ее грудь, а потом словно со стороны увидел, как его подталкивают к двери.

На следующий день в обед опять зашел Конни.

— Послушай, у меня есть для тебя квартира. Теща переезжает в дом для престарелых. Это в Эппендорфе. Кегельхофштрассе.

Хайнц воспринял это равнодушно, но Конни был полон решимости.

— Собирайся, съездим туда не откладывая, — сказал он после смены. Ключи от квартиры были у него с собой. Это были две маленькие комнатки с кухней, туалетом и душем. Сто восемьдесят марок. Конни потащил его к старому брюзге домовладельцу, который жил рядом, Конни знал его еще с юности. Тот дал согласие.

— Ну вот, а сейчас мы заберем твои вещи.

— Это надо же, — сказал он, стоя в комнате Хайнца Маттека и озираясь по сторонам. Он помог упаковать вещи, расплатился за две недели, подтолкнул его в коридор. — Где у тебя машина? Я ее перегоню.

Он доставил его в Эппендорф на Кегельхофштрассе, проводил до самой квартиры.

Уличные фонари светили в первую комнату. Продавленную кушетку хозяйка оставила. В шкафу Хайнц Маттек обнаружил старое стеганое одеяло. Он улегся на кушетку прямо в одежде, снял только ботинки, натянул на себя одеяло и заснул.

В его машине, завернутый в старую спецовку, лежал негодный мотор от вентилятора. Через две недели после того, как он выехал из своей бармбекской комнатушки, пивная Мони сгорела, а еще через день Мони арестовали вместе с верблюжьим пальто.

Когда Марион обнаружила на вешалке конверт с запиской, она поначалу вела себя так, будто ничего не произошло. Сняла пальто, повесила его на плечики (чего прежде никогда не делала), прошла на кухню, убрала в холодильник продукты, почистила овощи, приготовила ужин. И лишь за ужином сообщила новость детям.

— Кстати, отец от нас уехал. — Она рассмеялась. — Да, просто так. Забрал вещи и уехал. Куда — он не сообщил.

Она снова рассмеялась.

Но потом вдруг перешла на крик:

— Ну что вы на меня уставились? Чем я виновата? Что он делал для вас как отец? А для меня?

Карстен быстро скрылся в своей комнате, потом Рита медленно поднялась и тоже вышла.

Надо было сказать им об этом после ужина, подумала она, сидя за кухонным столом. А теперь получилось, что я зря готовила.

Когда на следующее утро она рассказывала об этом Ирене (найдя конверт, она не кинулась тут же к телефону), ее опять одолел этот судорожный смех. Не нужны ей никакие утешения. Если она и смеялась, то вовсе не от огорчения — ведь этот нелепый отъезд просто смешон. Даже не верится. Быть такого не может.

— Он пишет, что позвонит, — сказала она детям. — Значит, подождем.

Но однажды вечером, когда она вернулась домой и не застала ни Карстена, ни Риты, у нее вдруг возникло ощущение, что кто-то побывал в квартире.

Она не подумала, что здесь был Хайнц (ключи ведь были только у него), она подумала: кто-то побывал в квартире.

Впрочем, горстка пепла в блестящей пепельнице с таким же успехом могла быть и от ее сигареты, и сдвинуть стул могла тоже она сама. Она была, правда, уверена, что вчера вечером убрала журналы на место, но, конечно же, могла и ошибаться.