Подобное предположение обжигало яростью и болью, но не думать об этом он не мог. Когда Мири смотрела на своего юного супруга, в ее глазах светились нежность и ласка. Когда говорила с ним, голос становился мягким и теплым. А ему, Саллеру, всегда доставалось одно и то же — напряженное недоверие, протест и плохо скрываемое стремление поскорее сбежать, которое буквально сводило его с ума.
Да, она обожала мужа — давно следовало это признать. Пылко и искренне. Только Трэя упрямо жаждала видеть подле себя. Его одного. Герцог был всего лишь помехой на пути к их счастью. Неудачливым соперником. Третьим лишним.
Лишь однажды она сама потянулась к нему. Бессознательно, доверчиво. Тогда, по дороге в Древнюю обитель, она по-настоящему нуждалась в нем. Именно в нем, а не в птарховом счастливчике Ольесе. Он никогда не забудет, как сжимал в объятиях доверчиво прильнувшую к нему девушку, отгоняя голоса Хауддана, и мечтал о том, чтобы их путешествие длилось вечно.
Да, той ночью он воспользовался ситуацией — ее растерянностью, слабостью, страхом перед зовом Запретных Земель, был сам себе противен из-за этого, но не сдержался. Это оказалось выше его сил. Когда ее губы, влажные, чуть подрагивающие, розовыми лепестками раскрылись у его рта, доводы рассудка, запреты и принципы — все перестало существовать. Померкло, стоило ему захлебнуться ее чистым, сладким дыханием. Казалось, даже сердце перестало биться, чтобы не спугнуть тот краткий миг.
После этого он больше не мог спокойно смотреть в ее сторону. Подобно юниту первых циклов, упорно отводил глаза, чувствуя, как при одном взгляде на ее губы хмельное вожделение ударяет в голову и наливается тяжестью плоть. На обратном пути старался держаться подальше, а по возвращении в имение все-таки сдался — пригласил в кабинет.
«Чтобы извиниться за свое неподобающее поведение, только чтобы извиниться», — убеждал он себя. Но так и не сумел.
К чему лукавить? Он позвал Мири лишь затем, чтобы еще хоть несколько мгновений провести возле нее. И объяснить — именно ей, не кузену, — он уезжает потому, что этого требует долг перед его величеством и страной, иначе непременно бы остался. А еще для того, чтобы попросить дождаться. Ему очень хотелось убедить ее не торопиться, не совершать необдуманных поступков, задержаться до его возвращения.
Глупый порыв… Ну куда она денется из накрытого охранным пологом имения? Но странное желание не отпускало.
Он так и не попросил ни о чем. Не решился. Она говорила что-то о беседе с хэллэ, о посещении Запретных Земель. Что ж, в этом их намерения и дороги совпадали — у него скопилось немало вопросов к затейникам из Хауддана. А если они и в этот раз откажутся его принять…. В любом случае одну он ее никуда не отпустит. Привезет назад в Эрменлейв и через некоторое время пошлет еще один запрос. Рано или поздно проклятые нелюди вынуждены будут с ними встретиться, а до тех пор Мэарин останется рядом. Пусть просто в одном доме, в соседней комнате. Это лучше, чем ничего.
Он не стал извиняться за свое поведение. Какого Птарха? Он ни на миг не пожалел о том поцелуе. И если бы довелось вернуться — сделал бы то же самое не задумываясь.
«Миледи… Вы забыли попрощаться».
Он собирался задержать ее, просто задержать… хоть ненадолго. Но коснулся ее руки — и провалился в бездонную пропасть.
Этот поцелуй был не похож на предыдущий. Он словно выжег в его душе клеймо. Вечное клеймо принадлежности этой женщине. Как жаль, что Мири не почувствовала того же. И все же, когда он с трудом заставил себя оторваться от нее, в голове набатом стучало ликующее: «Она ответила… Ответила!.. Не знаю, почему… не хочу знать, но она ответила».
Именно тогда морозное чувство тревоги впервые вползло в душу. Нельзя отпускать ее, нельзя оставлять. Но король ждал, и Саллер все-таки ушел.
Беседа с его величеством, переход стационарным порталом до ближайшего к Древней обители пункта, возвращение к жрецам и, наконец, встреча с ними…
Мгновения подобно воде утекали сквозь пальцы, а он не мог этому помешать. Не мог замедлить время. Он увел из Эрменлейва всю свою группу. Не только Вильма и его людей, но даже Дильфора. Таковы правила — сопровождать монарха обязано полное боевое крыло истинных.
«Дом и парк надежно защищены от вторжения и выдержат многомесячную осаду, — твердил он себе. — В имении осталась охрана, несколько подмастерьев-лекарей. То, что его не будет всего несколько дней, не беда».
«Беда… беда…» — стучали в ответ копыта Хеста.
Слава Танбору, хэлле приняли их сразу.