Возвращая телефон к уху, я скриплю зубами и выдавливаю улыбку.
— Я здесь.
— Что происходит? — вопрошает она громким требовательным тоном. — Я
слышала, как вы оба кричали, потом твое очень тяжелое дыхание и то, как ты звал Либби.
— Она была здесь.
— Кто?
— Либби.
— В твоей квартире? — спрашивает мама. — Почему она была у тебя дома?
Выглядит слегка неуместно.
Задерживаю дыхание, зная, что этот разговор у меня с ней и сестрой должен
состояться при личной встрече. Никто из них не испытывает счастья от того, что я
общаюсь с Либби, так что, возможно, им нужно знать о причинах.
— Мам, позволь мне забрать Элис, и мы приедем повидаться с тобой.
— Хорошо, милый. Увидимся позже.
Мы прерываем звонок, я поворачиваюсь и возвращаюсь в здание, чтобы пойти и
задушить свою сестрицу.
***
Заезжая на подъездную дорожку дома моей матери, мы с Элис оба храним
молчание. Думаю, что расстроил ее, но она не признается. А я не буду извиняться. Мы оба
упрямы до невозможного.
Когда раньше я вернулся наверх, я полностью отгородился от нее, кроме
требования, чтобы она ждала с такси перед входом к тому времени, как я переоденусь, чтобы мы могли пойти и забрать мою бедную, брошенную машину.
Она, наконец, послушала меня.
Там было такси, ожидающее меня, но это было все. С этого момента наступила
полная тишина. И это было абсолютное чертово блаженство. Вся поездка была мирной, если не считать того, что я оставил Либби длинное сообщение с извинениями и просьбой
позвонить мне при первой возможности.
Надеюсь, так она и поступит, но я не буду задерживать дыхание. А еще я надеюсь, что она поедет к себе домой, как и говорила, и не вернется к своему конченному братцу.
— Выходи, — бурчу я Элис, выключая зажигание, отстегивая ремень и выбираясь
из машины.
Она подчиняется, и мы оба подходим к входной двери,но наша мать уже ждет нас, скрестив руки, и нахмурившись. Она зовет нас внутрь, и мы оба садимся на маленькие
кожаные пуфы в гостиной, как привыкли делать, когда были маленькими и по уши в
дерьме.
— Что происходит? — спрашивает она, садясь в большое кресло напротив.
— Мне осточертело...
— Он — долбаный...
Мы оба произносим друг о друге, пока поднятая ладонь нас не останавливает.
— Алекс, ты первый, — предлагает она.
— Ладно, — начинаю я и не сдерживаюсь. — Элис сама себя впустила в мою
квартиру и что-то сказала Либби, которая после этого собрала вещи и ушла. У нее не было
права так поступать, и я на самом деле охренительно зол из-за этого. Она вообще не знает
наших обстоятельств.
Мне еще есть, что сказать, но мне не выпадает такой шанс, потому что Элис
напирает в полную силу.
— Она не просто так твоя бывшая жена, Алекс. Я не знаю, что этот вздор с
«"дьявольским планом» сделал с тобой, но внезапно ты поклоняешься земле, по которой
она ходит. Ты спишь с ней?
— Мы не спим вместе. И даже если бы стали, это не твоего ума дела.
— Ладно. — вздыхает мама, и я могу сказать, что она не имеет чертового понятия, с
чего начать.
Что, думаю, не помогает оставаться до конца честным о причинах того, почему, в
первую очередь, Либби осталась со мной.
— Смотрите, — начинаю я, стиснув зубы, — Прошлой ночью Либби осталась со
мной, потому что попала в передрягу, и я возил ее в больницу.
У них обеих открываются рты и образуют маленькое «о».
— Ее ограбили, если вам интересно. И в итоге она соскользнула вниз по скользким
ступенькам. — Я поворачиваюсь к Элис и убеждаюсь, что ее глаза широко распахнуты. —
Ты бы заметила, если бы посмотрела на ее руки вместо того, чтобы разглагольствовать о
причинах ее нахождения там.
Она качает головой.
— Я не заметила.
— Это так, — бубню я.
— А где ты был? — спрашивает мама. — Как ты узнал, что ее ограбили?
Это не должно иметь значения, но я знаю, почему она спрашивает. Она хочет знать, виделись ли мы в последнее время, но я не могу рассказать ей, что ошивался в машине
возле ресторана, в котором она ела.
В голову прокрадывается слово «сталкер».
— Мы встречались за ужином и, когда я добрался туда, это случилось. К счастью, ее брат тоже там был и погнался за подонком. Но Либби съехала и пролетела несколько
ступенек и достаточно сильно пострадала.
— Она в порядке?
Конечно, моя мать сострадательна. Что до Элис, то эта не купилась на историю.
— Я думала, ты с ней не разговариваешь после всей этой истории с Холли? Что
случилось с судебным запретом, который она подала против тебя?
По крайней мере, она задает правильный вопрос. На самом деле, я ничего больше
не слышал о том, что там с ним происходит. Делаю себе мысленную заметку поговорить с
Бенедиктом, когда выберусь отсюда. Хотелось бы думать, что что-то с этим происходит.
— Он все еще на рассмотрении, — отвечаю я.
— Тогда почему ты помог ей? — бубнит Элис, хмурясь. — Она не заслуживает
твоей помощи.
Теперь это выглядело глупо. Не уверен, к чему она ведет, но уже сбилась с пути.
Мне нужно сказать им о ребенке. Это единственная спасительная благодать во всем этом.