В октябре, в назначенный день, я со своим будущим директором, а тогда просто другом Володей Петровым (подробнее о нем я расскажу чуть позже), хватаю чемоданчик с костюмами и выезжаю в Москву.
Володя сыграл тогда решающую роль в моей судьбе. Я очень хотел, но колебался. Рассказал ему о своих мечтах, и он сказал твердо:
— Поехали, надо.
Это слово «надо» он говорил несколько раз в моей жизни. Я всегда выполнял его указания и, возможно, благодаря этому стал тем, кто я есть сейчас.
8 утра. Белорусский вокзал. Погода чудная. Пахнет свежестью и вот этим неповторимым запахом Москвы. Прямо на перроне стоит телефонная будочка.
Первое, что я делаю — достаю две копейки и звоню по заветному номеру, даже не заботясь о том, что в такое время, возможно, неприлично беспокоить людей. Несмотря на ранний час, трубку подняли быстро. Мне ответил мужской голос. Я обрадовался, начал тараторить про то, что вот он, я, Саша Песков, приехал к Владимиру Ивановичу на консультацию, он обещал помочь мне подготовиться к конкурсу…
Пауза. Я почувствовал неладное.
— Вы знаете, Александр… Сегодня ночью Владимир Иванович скончался.
Оцепенение. Ужас. Новость, которая никак не может уместиться в моей голове. Я сжег все мосты в Кенигсберге. Назаровский меня не отпускал, разразился жуткий скандал, и мы с ним даже подрались — прямо на пороге филармонии. Он грозился уволить меня по 33-й статье, тогда это было страшно для трудовой книжки. Но я все-таки уехал.
Я смотрю на Вову, он — на меня, у меня в глазах слезы. Он еще не понимает, что произошло, но начинает меня успокаивать, как ребенка:
— Так, тихо, тихо… Давай-ка сдадим вещи в камеру хранения и погуляем. Позавтракаем. Пойдем.
И мы пошли по улице Горького, по направлению к Красной площади. Светит солнце. Я плачу и не могу ни о чем думать. Но послушно бреду за Володей.
Переходим по подземке, идем к Думе, к Большому театру. Там на улице у метро всегда стояли столики. И двое мужчин — я их знал еще со студенчества — продавали билеты в театры. Подошли, поздоровались. Я рассказал им эту историю.
— Слушай, не выручишь, сегодня премьера у Виктюка, «Служанки» с Костей Райкиным. Сделай нам два билетика? Ну чтоб как-то отойти…
— Сань, давай я тебе дам в нагрузку еще два билета, 80 копеек они стоят, в Кремль, на эстрадный концерт?
— Ну давай, конечно…
Вечером идем к Виктюку, смотрим премьеру «Служанок» в театре «Сатирикон» (теперь я на этой сцене выступаю, Костя мне разрешает давать там концерты, но кто мог подумать тогда?).
Закончился спектакль. Что делать дальше? Вова говорит:
— Ну поехали на Белорусский вокзал.
Мы забились в дальний угол на втором этаже, кое-как улеглись. Теперь там можно табличку повесить: «На этой лавочке в 1988 году неделю жил артист Александр Песков». Я этот район хорошо знаю, я же там учился, Белорусский вокзал мне родной. Там рядом пельменная, куда я еще студентом бегал. Очень нас с Вовой пельмени за 12 копеек в эту неделю выручали…
На следующий день у нас два билета в Кремль. Мы приходим, садимся в партер. Смотрим концерт. Первое отделение ведет Алексей Алексеев, второе — Борис Сергеевич Брунов. Заканчивается концерт, публика уходит, а мы сидим. Смотрим по сторонам. Нам спешить некуда. И тут Вова мне говорит:
— А что ты сидишь? Иди.
— Куда?!
— К Брунову иди. А что остается? Иди, плачься.
И я послушно встаю, иду прямо через сцену. Никто не остановил меня, ни один человек. Прохожу за кулисы, там какие-то женщины, прошу проводить меня к гримерке Брунова. Подошел, постучался.
— Да!
— Здравствуйте. Я — Саша Песков…
— Кто такой?
— Очень хороший артист.
Сказал и сам ошалел от неожиданности и собственной наглости. Лучше ничего не мог придумать.
— Ну то, что вы наглый, это я вижу. Заходите.
Зашел. Брунов — в трусах и с сигарой — концертный костюм на вешалку вешает. Рассказываю ему всю свою ситуацию. Брунов помолчал, потом коротко бросил:
— Пишите телефон. Позвоните мне.
— Когда?
— Звоните.
Ну звоните так звоните. И я с этим телефончиком, окрыленный, выскочил — и мы опять поехали на вокзал.
На следующий день я начал звонить. Каждый день, по 150 звонков. Живем на вокзале. Чемоданчик в камере хранения, ходим пельмешки кушать. Днем слоняемся по Москве, от одной телефонной будки к другой. Я набираю и набираю номер… Надо было бы сохранить те заветные две копейки, но я не смог, потому что в итоге Брунов мне ответил.
— Вы где?
— Мы — неделю на Белорусском вокзале живем.
— Уже смешно. Приезжайте.
Мы как ненормальные — подхватываем чемодан, несемся в метро. А в чемодане — три парика, балахоны Леонтьева и Пугачевой, фрак, сапоги и грим.
Мы бежим в Театр эстрады, через мост от Боровицкой, запыхались:
— Мы к Борису Сергеевичу!
— Проходите, вас ждут.
Стучусь в кабинет, говорю, вот, я приехал.
— Идите на сцену, готовьтесь, я сейчас приду.