Мужчина в пробирке

– Пять «Скорых», две милицейские бригады и четыре полицейские, – упрямо сказал Артем. – Если что-то вам покажется – что-то не так, – звоните мне. Перед тем как вернуться, я позвоню вам и предупрежу, что еду. Из квартиры – ни ногой! Будут в дверь стучать – не подходите, пусть думают, что здесь никого нет. Когда стемнеет и вы захотите включить лампу – шторы задерните, чтобы свет на улицу не проникал. Понятно? Давайте номер вашего сотового, диктуйте. Я вам сразу перезвоню, мой номер у вас определится. Повторяю: немедленно звоните мне, если что-то пойдет не так!

Он достал мобильник и выжидательно посмотрел на Ирину Филимоновну. У бабули был совершенно сияющий вид.

– Ну, прям сериал!.. – пробормотала она восхищенно.

* * *

Женька прошла через двор и арку с таким чувством, словно ей в спину раскаленный штырь воткнули. Знала – отец с матерью повисли на кухонном подоконнике (окно как раз во двор выходит) и смотрят ей вслед, утирая слезы умиления. Женька от них так и не добилась ничего толкового: они лишь рыдали в четыре ручья, отец вообще ушел в спальню и прилег, а мать пересолила блины своими слезами, а когда Женька вновь и вновь спрашивала – в чем дело, она начинала задыхаться и стонать:

– Ох, не могу я об этом говорить, не могу!

Ну ладно, не может – пусть не говорит. Женька и сама кое о чем догадалась, когда получше разглядела свою опухшую физиономию с рассеченной щекой и набрякшими багровыми подглазьями. Хоть и было у нее такое ощущение, что она только нынче ночью на свет народилась, а все же ясно: жизнь у нее и раньше была, да только непутевая, и гулящая, и пьющая… Видимо, уже давно Женька на себя рукой махнула, потому и одевалась кое-как, потому и выстроила в шкафу батарею винных и водочных бутылок (а одежды там – по пальцам пересчитать, да и та – уродливая, почти мужская), потому частенько и битой бывала, и сама, судя по ободранным костяшкам пальцев, дралась почем зря, будто мужик. Вот горе-то было для родителей! Под сорок уже дочери, а о внуках – и не мечтай, девка в загул непробудный вдарилась! Женька пыталась припомнить лица мужиков, с которыми она спала, – при загульной-то своей жизни вряд ли она до таких лет оставалась невинной девкою, – но ни одного вспомнить так и не смогла. Ну, видать, такие были мужики, что о них и помнить не стоило. Но – все! С этим покончено, к чертям собачьим!

Смутно казалось ей, что она и прежде давала себе такие нерушимые клятвы – бросить старое и приняться за ум, но кто из пьющей братии не клянется, пребывая в состоянии жесточайшего похмелья, завязать – навсегда и напрочь? Но сейчас у нее не было никакого тумана в голове – напротив, мир казался отмытым до сверкающей чистоты, и чудилось, что это так легко – совершенно отрешиться от своего прошлого, каким бы оно ни было, и радостно шагнуть в будущее.

«Почему в будущее? В настоящее! – улыбнулась себе Женька, садясь в маршрутку. – Не с завтрашнего дня, а прямо сейчас все будет по-другому. И с чего же я начну? А начну-ка я с того, что приоденусь. С белья – первым делом! Это же ужас, до чего я пообносилась: лифчиков вообще нет, трусья какие-то застиранные, на мужские похожи… Только бродяжке, босявке, синявке такое носить, да и той небось тошно станет! А моя куртка?! Это же… ужас! А эти затреханные джинсы?!»

Она покопалась в рюкзачке – а почему она рюкзак носит, а не сумку?! – и заглянула в кошелек. Там лежало три тысячи рублей.

Женька нахмурилась. Это что – все, что осталось от зарплаты, полученной неделю тому назад?! Неужели остальное она пропила? Или отдала матери? Да… на три-то тысячи не шибко приоденешься. Может, вообще приберечь пока что деньги?.. Но жажда новой жизни была неодолимой!

Женька прикинула, как там со временем. Когда она подъедет к проходной, до начала работы останется еще полчаса. Ишь ты, выскочила из дому ни свет ни заря! Ну и хорошо. Успеет забежать в тот магазинчик, который недавно открылся, напротив института, его девчонки ужасно хвалили. Женька вспомнила, что магазинчик как раз открылся в день выдачи зарплаты и Маринка оставила там чуть ли не половину денег, а потом показывала Женьке чудные трусишки, у которых спереди было все нормально, шелк приятный, а сзади – ничего, только полоска кружавчиков. Нет, ну, Маринка – молоденькая и хорошенькая, ей-то такие трусья носить да носить, мужиков ловить. А Женьке это вроде бы и ни к чему… нет, а почему – ни к чему?!

Она передернула плечами, почувствовав вдруг ужасную неприязнь к хорошенькой беленькой Маринке. Да уж, ей небось не противно на свою рожицу в зеркало смотреть!

«Ну и что? – ревниво подумала Женька. – Я тоже за себя возьмусь! А Маринка не такая уж и молоденькая. Ей уже тридцатник, она всего на десять лет меня младше, это ерунда!»

Наконец маршрутка остановилась, и Женька, как подстегнутая, влетела в дверь магазинчика.

Да так и ахнула – глаза разбежались! Ничего себе – магазинчик. Сколько тут всего-то! Такое ощущение, что она уже сто лет в таких местах не была. Вот дура! Топила жизнь в бутылке.