Нет, речь не об этом. А вот как сейчас — автобус полупустой, мест свободных полно, ехать еще прилично. Расслабляйся и расслабляйся. Наверное, выступают из укромных уголков сознания младенческие воспоминания, когда плывет себе колясочка, покачиваясь на ухабах, сверху нависает абсолютной защитой улыбающееся мамино лицо, и всех-то проблем — вовремя пукнуть после доброй бутылочки детского питания.
За окном мелькал, не задевая ума, привычный городской пейзаж. Словно титры после скучного документального фильма. Народ гуляет, магазин, еще магазин, школа, часовая мастерская… Спокойно, хорошо!
Автобус затормозил, нехотя выплюнув на остановку очередную порцию пассажиров. Я проследила взглядом за тучной дамой в цветастых шортах. Дама занимала мое воображение последние несколько минут. Вернее, ее шорты в сочетании с габаритами тела. Экая свобода вкуса! Прямо как в Америке! Я даже сварливо пробурчала ей вслед поэтические строки: «Мы не в Чикаго, моя дорогая!» Даме на поэзию, как и на мое мнение, было глубоко наплевать. Она с достоинством несла свое роскошное тело в сторону часовой мастерской. Наверное, часики сломались. Интересно, какие у нее часики? Крошечные, кругленькие, позолоченные. А может, наоборот — массивный будильник на широком браслете, противоударный, пылевлагонепроницаемый.
Автобус замешкался, водитель переговаривался о чем-то своем, производственном, с диспетчером, так что я еще успела заметить через широкое окно мастерской, как дама, войдя внутрь, остановилась у граверной будочки. В будке сидел человек. Женщина вытащила из просторной сумки какой-то предмет и протянула его в окошечко. Ага, значит, пришла не часы ремонтировать, а делать памятную надпись. Что-о?!!
Двери автобуса захлопнулись, а я подскочила как ужаленная. Забыла, совсем забыла про зажигалку, главную материальную улику моего расследования! А мастер-то, между прочим, выздоровел. Ведь это та самая часовая мастерская, куда я уже однажды безрезультатно заглядывала. Строительный рынок начисто вылетел у меня из головы. Заработало совсем другое мозговое полушарие, как сказала бы Раиса. Расслабленного состояния как не бывало! Около часа ушло на то, чтобы выскочить на следующей остановке, быстренько «крутануться» домой, схватить зажигалку и вернуться в мастерскую с горящим лицом и высунутым, как у гончей, победившей на собачьих бегах, языком.
Слава богу, за этот час здоровье гравера не ухудшилось. В будочке маячил небольшой седенький старичок в круглых допотопных очках.
— Здравствуйте! Эту гравировку заказывали не у вас? — Я шлепнула на узкий прилавочек свою таинственную ночную находку.
Мастер задумчиво повертел зажигалку в руках, не торопясь с ответом. Мое сердце в буквальном смысле слова замерло. Наконец, он качнул головой вполне определенно:
— Да, эти буквы я гравировал.
Сердце встрепенулось и забухало, словно царь-колокол, который чудом отремонтировали и повесили на колокольню.
— А вы не можете описать женщину, которая заказала надпись?
Старичок с любопытством глянул на меня из-под очков:
— Почему вы решили, что надпись заказала женщина? Потому что мужчины курят и им чаще дарят зажигалки? А женщины разве не курят? Еще как курят! — Мастер выглядел не на шутку обиженным за весь мужской род. — Так вот, милая девушка, эту надпись как раз заказывал мужчина. Наверное, даме сердца решил такой необычный презент сделать, хе-хе.
Старичок ехидно рассмеялся. Смех перешел в кашель, так что я снова стала беспокоиться по поводу его здоровья. Бедняга! Наверное, листок с надписью «Мастер болен» болтается над окошком частенько. Но гравер благополучно справился с приступом кашля, снял очки и вытер слезы, выступившие у него на глазах.
— А вы не помните, как выглядел заказчик?
— Представьте себе, помню. У меня легкие слабые, а склероза пока не наблюдается, — сердито буркнул старичок. — Солидный такой мужчина, лет пятидесяти, плюс-минус, разумеется. Из этих, из теперешних, из новых…
Из богатых то есть, уточнила я про себя.
— Рост высокий, глаза карие, кожа смуглая, скорее, загорелая, — тем временем нараспев начал перечислять мастер, прикрыв для верности глаза. Наверное, память проверял. — Одет хорошо. — Тут он открыл глаза и с сожалением глянул на свои потертые брюки.
— Подождите, подождите!
Я вытащила из сумочки карандаш, схватила с прилавка какой-то бланк и на обратной, чистой стороне листа начала торопливо набрасывать портрет. Вообще-то все коллеги говорили, что у меня получалось передать внешность человека такими небольшими полушаржами, полурисунками. Но сейчас я стремилась максимально уйти от комического. Только сходство, и ничего больше. Готово!
— Скажите, это не он? — Я сунула удивленному граверу свой рисунок прямо под самые очки.
— Он! Точно он. Просто как две капли. — Мастер посмотрел на меня с уважением. — Девушка, вы художница? Портретистка?
— Что? — Я даже сразу и не поняла, о чем это мой собеседник. А поняв, небрежно отмахнулась: — Нет, так, балуюсь любительски.
— Для любителя весьма недурно. Черты переданы верно, и характер, я бы сказал, схвачен.