Мужчины и прочие неприятности

Их страсть была прекрасна. Летом они уже были женаты и переехали в Финляндию. Роза представила, как же ее мама была счастлива, когда выпал первый снег: в синих сумерках нежные ласковые пушинки кружились над ее темноволосой головой. Тогда выпало много снега. А потом еще больше. Он царапал, остужал, валился и лежал так долго, что пламя в сердце Лидии угасло. Отец брал для согрева вино, не в силах смотреть на застывшую жену-испанку. Роза смутно помнила вечера, когда отец, ругаясь и выдирая свои каштановые волосы, пытался пробудить в матери жизнь. Тогда Роза садилась между кроватью и книжной полкой, зажмуривалась и закрывала уши руками. Лидия, в свою очередь, топала ногами, задирала подбородок, как танцовщица фламенко, и заявляла, что будет раз в год ездить домой в Испанию, чтобы зарядиться светом и теплом. Трижды она ездила, возвращалась дважды.

Розе была пятнадцать, когда ее солнцелюбивая черноглазая мать затерялась где-то в большом мире, а отец повесил на кухне люминесцентную лампу.

Временами Роза чувствовала в себе огонь. На кухне она пылала, бросая в котел пригоршни радости и злости, щедро посыпая специями, помешивая варево пальцем и пробуя еду на язык, громоздя при этом эпические груды посуды. За этим следовала вкусная трапеза и Франсиско Таррега[1] или что-то в этом роде. Испания была в музыке, во вкусе пищи. У Розы были волосы ее матери.

“Пока, папа! Увидимся снова через неделю!”

Отец Розы ничего не ответил и вообще никак не отреагировал на ее уход. Он сидел перед телевизором в обшарпанном кресле постарше его самого и, задумавшись, смотрел на Ауликки Оксанен, прекрасную Ауликки Оксанен, которая стояла на сцене, как пробившийся сквозь асфальт одуванчик, и тянула: “Расскажи мне про любовь так, чтоб за душу взяло…”

“Пока, пока, я ухожу!” – крикнула Роза и сорвала кончик вьюна эпипремнума золотистого, стоящего на буфете в гостиной дома для престарелых.

Потом Роза стала думать о любви. Где-то в далекой другой жизни Роза встретила мужчину и вообразила, что он – подходящая для нее партия. Но Роза больше не доверяла своим фантазиям. Возможно, причина была в том, что Роза не знала, какая она на самом деле. Вероятно, огонь матери растопил отцовский лед, а ледяная вода погасила огонь еще до ее рождения. Если огонь и лед не могут существовать вместе, то как они могут уживаться в одном человеке? Да никак. Она стала пеплом и талой водой. И очень, очень одинокой.

Мог ли обнаруженный в кровати мужчина удивительным образом стать лекарством от ее тоски? Или это была попытка заменить того, кто ушел, тем, кто пришел? И, наверное, не случайно мужчина появился именно сейчас? По крайней мере не могла же Роза напрочь забыть человека, разве не так? С другой стороны, ее отец полностью забыл свою жизнь и свою дочь.

Каков бы ни был вопрос, на него был единственно возможный ответ – действие. Дела необходимо было привести к прежнему и – даже большему – равновесию.

ВРАЧ НАКЛОНИЛ ГОЛОВУ и ждал, доброжелательно и не выказывая нетерпения. Роза сидела на стуле из березы с мягкой обивкой и изучала веселенькие шторы кабинета. Дверцы шкафа были облеплены забавными фотографиями животных, однако в его глубине ждали своего часа шприцы, разные медицинские инструменты и длиннющие ватные палочки, чья задача была залезать глубоко в горло.

– Я словно не могу проснуться, – начала Роза. На самом деле она хотела пожаловаться на боли в животе. Из-за этого-то она сюда и пришла.

– Проснуться? – мягко переспросил врач. – Помните, когда подобное случилось впервые?

– Вчера утром. Я обнаружила в своей кровати незнакомого мужчину.

– Вот так, – добавила Роза в повисшей тишине, довольная тем, что сумела высказать вслух то, что ее мучило. – И еще острая боль в верхней части живота, – вспомнила она.

Врач сидел, упершись в виски пальцами и скривив рот. Сначала он посмотрел на стол, потом исподлобья взглянул на Розу. Ему было лет около пятидесяти, и он успел немало повидать и выслушать на своем веку. На приеме сорокалетняя женщина, которая жалуется на состояние сонливости и боли в верхней части живота. Артериальное давление немного повышено.

– Давайте-ка посмотрим живот. Можете прилечь, я слегка пропальпирую.

Роза прилегла на кушетку и вытянула блузку из юбки. Самая неприятная в мире штука – люминесцентная лампа – сдвинулась вверх. Просто удивительно, как меняется психическое состояние человека после его перемещения из вертикального положения в горизонтальное! В положении лежа никто не может оставаться самим собой, а сразу же превращается в объект исследования. Внезапно ее живот, колени, лимфатические узлы и все прочее приобрели большую значимость, чем ее мысли и переживания. Врач говорил с Розой по-человечески просто, но все же он смотрел на нее сверху вниз, и его слова сыпались на Розу безжалостным дождем.

– Чувствуете боль?

Роза отрицательно покачала головой.

– А здесь?

– Нет.

– Здесь?

– Нет.