ВРАЧ НАКЛОНИЛ ГОЛОВУ в ожидании, оставаясь доброжелательным и на удивление неторопливым. Лаура присела на стул для пациентов (был ли он теперь стулом для клиента?) и поставила сумку себе под ноги. На мгновение она почувствовала себя ребенком. И откуда только возникает всегда это чувство, когда приходится иметь дело с медработниками или же с представителями власти? Проистекает ли оно из собственного детства или же исходит от общества высокого благосостояния, в чьих руках или же объятиях находится в некотором смысле каждый гражданин?
– Я очнулась от долгого сна, – начала Лаура.
– От сна? – переспросил врач. – Помните, когда подобное ощущение возникло впервые?
– На прошлой неделе, однажды ночью.
– Очнулась, – повторил врач.
– Именно, – ответила Лаура.
– И как же это произошло?
– С помощью терапии. Я занималась этим полгода, находясь в эпицентре решений, и наконец работает. Мои глаза открылись, можно так сказать. И сейчас я чувствую, что вижу ясно и четко. Долгое время я думала о будущем так: у меня есть завтра, будет послезавтра и много других дней. Прежде я не верила, что приду в себя даже в конце текущего дня.
Врач сидел, сжав пальцами виски. Он посмотрел сначала на стол, затем попытался приглядеться к Лауре. Это была его рутинная работа на протяжении многих лет, и он уже не предполагал обнаружить что-то новое и сенсационное.
“Человек, который верит, что хорошо себя чувствует… – подумал врач. – В этом кроется что-то аномальное”.
– Сделаем общий анализ крови. Я вам выпишу на всякий случай витамины с железом, но их не следует принимать до того, как получим результаты лабораторных анализов. В канцелярии вам подскажут, когда позвонить. Посмотрим-ка уши.
– Уши? – изумилась Лаура.
– Всегда не мешает осмотреть уши, – убежденно сказал врач.
Он осторожно взял Лауру за подбородок. “Руки сухие и теплые, пахнет, как от врача”, – отметила про себя Лаура.
– Поверните голову направо.
Врач осмотрел ухо. Затем другое.
– Чистые, – сказал врач.
– Есть другие симптомы?
– Нет. Или, вернее, – добавила Лаура, немного помолчав, – я подозреваю, что мой муж пропал. Знаю, что пропал.
– Пропал? – переспросил врач. –
“Стоило ли говорить об этом с врачом поликлиники? – немедленно пожалела Лаура. – Звучит просто по-идиотски”.
Врач развернулся к компьютеру и что-то быстро напечатал. Потом он откинулся на спинку стула и заметил:
– Говорите, ваш муж пропал?
Лаура взглянула на врача и кивнула.
– Давно?
– На позапрошлой неделе. Или, возможно, даже раньше, потому что тогда, когда я это заметила, я шла спать. И вдруг осознала сразу много вещей, в один момент.
– Намного раньше?
– Очень давно. Годы, десятилетия назад…
“А заметила только что!”, – подумал врач, успешно сохраняя вид профессионально заинтересованного работника здравоохранения.
От его непродолжительного молчания Лауре стало не по себе.
– На самом деле это не медицинский вопрос, не понимаю, зачем я вообще об этом упомянула.
– Ну что вы. Хорошо, что упомянули, – успокоил врач. – А до этого ничего подобного не происходило? Вы же знаете, что нет ничего необычного в том, чтобы забыть, например, события предыдущего вечера, если они связаны с образами, навеянными алкоголем.
– Ни о каком алкоголе не может быть и речи, – возразила Лаура, – во всяком случае, не до такой степени, чтобы пропустить столь важные вещи.
– Вот как.
– Какое отношение к этому имеет память? Я же рассказала, что вижу все в мельчайших подробностях, лучше прежнего, разве это не входит в противоречие с забывчивостью? – спросила Лаура и подумала с беспокойством, что беседа неуклонно заходит в тупик. Потом она добавила: – Что сложно – так это смотреть в глаза. Мы никогда не смотрим в глаза друг друга.