Мужчины и женщина

Между делом, Глеба пригласили на работу в частную клинику, где он познакомился с Германом. Они сблизились как коллеги и стали приятелями. Много времени они проводили в разговорах о духе и теле, убеждаясь, что все необходимые резервы для того, чтобы быть здоровым, и все необходимые для исцеления средства заключены в самом человеке. Вопрос только в желании и готовности человека быть здоровым.

Свои открытия Глеб нёс домой — жене и тёще. Жена принимала всё без сомнений. А Маргарита продолжала кутаться в уютные, не требующие сил на размышления, религиозные догмы, ограждая себя от свежего ветра новых духовных знаний. Она уже смирилась с болезнью Анны — по-новому, по христиански: «это крест мой за мои грехи!». «На всё воля божья» — сие заклинание стало чудодейственной пилюлей на все случаи жизни.

— Я вдруг начал понимать, — сказал Глеб, — что религия это хорошая психотерапия для тех, кто не верит в себя и свои силы. Такие люди ищут опору на стороне. Кого-то, на кого можно возложить ответственность за всё, что происходит в твоей жизни. «На всё воля божья!» Успех, процветание — так угодно богу. Поражение, болезни — так угодно богу — ему же видней. Даже твоё собственное воссоединение с Богом совершили за тебя: получи и распишись! Очень удобно. А дальше и того проще: принимай всё как волю свыше и не ропщи, а радуйся!

Анна не хотела радоваться своей болезни. Глеб тоже не хотел.

Оба осознали, что всё необходимое для здоровья и радости, кроется внутри нас, а не вне. Все способности и возможности даны каждому из нас при рождении, а не преподносятся добрым боженькой на блюдечке за хорошее поведение или красивую молитву. И «спасение» так называемое тоже в наших руках, и означает оно освобождение от непрощения, зависти, злобы, обиды и заполнение освобождающегося места любовью. Любовью не «за что-то», а «чтобы». Чтобы просто любить. Спасение и просветление отныне стали синонимами для них.

Маргарита вдруг осознала, что в попытке привязать к себе дочь, буквально программировала её на неподвижность. С младенчества Анна слышала от матери: не ходи туда, а то случится то-то; сиди дома, я сама схожу в магазин; побудь со мной, мы так редко бываем вместе; я тебя так люблю, что ненавижу тот день, когда ты выйдешь замуж и уйдёшь из дому… И тому подобное.

Анна откопала в себе обиду на мать за свою болезнь, за то, что та вовремя не нашла врачей, которые могли бы помочь.

Конечно, и страх матери, и обида дочери гнездились так глубоко, и были так надёжно прикрыты самоотверженной заботой одной стороны и безмерной благодарностью другой, что докопаться до корней зла было весьма нелегко. Когда обе осознали причины недуга, пришлось практиковать прощение и отпущение. И каждый сам себе, и друг другу мать и дочь постоянно напоминали о том, что всё в прошлом, что всё прощено и отпущено. Теперь, вместо того чтобы обеспечивать дочери покой и избавлять её от усилий, мать принуждала её двигаться. Дочь считала своим долгом как можно скорей избавить мать от чувства вины, и единственная возможность, которую она видела, это поскорей встать на ноги.

Глеб помогал обеим. Он приносил в дом книги, которые переворачивали иждивенческое сознание, воспитанное в советской «уверенности в завтрашнем дне» и закреплённое христианским «на всё воля божья».

Они оставили церковь — с благодарностью за полученные знания, как оставляют начальную школу, идя дальше и дальше по стезе образования. Долгое время, правда, они недоумевали: почему так противились пастора духовному росту своих «брата» и «сестёр»? Они приходили к ним в дом и вели душеспасительные беседы, убеждая «отречься от гордыни» и «смириться под десницу божью». А Глебу, Анне и Маргарите не хватало слов, чтобы объяснить им, что никуда они от бога не уходят, напротив — идут навстречу ему и всё больше и больше ощущают единство с ним, что отношения по схеме «раб — господин» сменились настоящей дружбой. Все трое с горячностью пытались приобщить к этому пути и своих пасторов, и друзей из прихожан. Но в конце концов, «еретиков» отлучили от церкви, а пастве запретили общаться с «заблудшими».

— Да вы же несли опасность! — Вставила Тамара. — Вы же подрывали основы веками возводившихся стен, отработанных механизмов манипуляции!

— Да… — сказал Глеб. — Наивные, мы понять не могли, почему мы так неугодны со своими открытиями… пока не осознали, что если для кого-то христианство — предел их духовных возможностей, потолок роста, то для других это просто бизнес. Зачем им перемены, зачем им какой-то там духовный рост, если «и здесь неплохо кормят»! — Он замолчал, мы тоже молчали. — Сколько таких пастырей с фигой в кармане…

Я слушала Глеба и вспоминала себя и свои сомнения и прозрения, свой тернистый путь, свой религиозный опыт…

— Аня, почитай нам стихи, — попросил Герман, то ли почувствовав, что тема исчерпана, то ли решив её сменить. — Я, конечно, помню, что ты не слишком любишь это делать. Но пожалуйста… — Он засмеялся. — Только не подумай, что я пользуюсь своим сегодняшним положением.

Анна опустила глаза.

— Ладно… почитаю. — Она глянула на мужа.