Мужчины, которые ненавидят женщин, и женщины, которые их любят

Чем больше я разговаривала с консультируемыми парами, тем больше я находила, что ни один из вариантов не подходит. Мужчина, которого я пытаюсь охарактеризовать, не получает эмоционального или сексуального наслаждения от страданий партнерши, как, например, садист. Он видит в страданиях партнерши угрозу и причину для ярости. Ни женщина мазохистка, ни мужчина садист. Женщина не получает скрытого сексуального или эмоционального наслаждения от насилия со стороны партнера. Напротив, оно деморализует ее. И снова я обнаруживал, что психологический понятийный инструментарий не может описать то, что я наблюдала в этих отношениях. Тип мужчины, который я пыталась определить, не встречается в литературе.

Он не социопат, не нарцисс, не садист, хотя определенные характеристики этих типов присутствуют в его характере. Главное отличие этого мужчины от описанных в психологии типов состояло в том, что он был способен на долгосрочные отношения с одной женщиной. Его любовь даже выглядела особенно жаркой и сильной. Трагизм состоял в том, что он делал все возможное, чтобы разрушить женщину, горячую любовь к которой декларировал.

Будучи психотерапевтом, я знаю, что слова «Я люблю тебя» не обязательно служат индикатором происходящего в отношениях. Я знаю, что поведение, не слова определяет реальность. Слушая пациентов, я спрашивала у себя: разве так обращаются с человеком, которого действительно любят? Разве не так обращаются с человеком, которого ненавидят?

Я вспомнила греческое слово, означающее «женоненавистник» — мизогин, от мизо- или «ненавидеть» и гинэ или «женщина». Хотя в английском языке это слово используется несколько веков, обычно им называют убийц, насильников и других противников женщин. Эти преступники определенно были мизогинами в самом худшем смысле этого слова. Однако я была убеждена. что мужчины, которых я пытаюсь определить, были мизогинами тоже. Другим был выбор оружия.

Чем больше я узнавала о мизогинах и мизогинных отношениях, тем больше я понимала не только своих пациентов, но и мужа, себя, мой брак. К этому моменту обстановка в моей семье стала крайне напряженной. Я стала искать всяческие поводы, чтобы не уходить с работы в конце дня. Мои дети были в стрессе, моя самооценка окончательно упала. Если бы существовала хоть какая-то литература о мизогинистах, мы с мужем были бы классическим случаем. С его точки зрения, я была виновата во всех неприятностях. Он обвинял меня во всем: от проблем с его бизнесом, до неначищенных ботинок. Хотя в то время моя работы была нашим главным источником доходов, он часто высмеивал психотерапию в целом и меня в частности.

Чем больше он обвинял меня в эгоизме и нелюбви, тем больше я пыталась улестить его извинениями, капитуляциями и часто намеренно препятствовала дальнейшему росту своей карьеры. Я выходила замуж веселым, энергичным человеком, по прошествии четырнадцати лет, я была постоянно на взводе и на грани слез. Я стала вести себя так, что мне было стыдно за себя: либо надоедала ему расспросами, либо замыкалась в горьком сердитом молчании вместо того, чтобы разобраться со своими ощущениями.

А потом случилось нечто, которое сдвинуло установившееся равновесие. Я начала специализироваться на работе со взрослыми, которые в детстве пережили сексуальное насилие. Мое настойчивое привлечение внимания к этой проблеме дало плоды. Издательство заказало мне мою первую книгу об инцесте. В этот день я мчалась домой к мужу, чтобы поделиться своим волнением и радостью. Однако когда я вошла в дверь, то сразу поняла, что сегодня он не в духе. Я знала, что мои хорошие новости только усилят его обиду, поэтому я пошла в кухню, не сказав ни слова о книге, налила себе бокал вина и в одиночестве произнесла тост. Вместо того, чтобы иметь возможность разделить радость с дорогим мне мужчиной, я должна была прятать ее, чтобы не огорчать его.

Я знала, что это было ужасно и неправильно. Я поняла, что мой муж и я, как и другие семьи, где есть мизогины, нуждаемся в помощи. Однако мой муж не был готов работать над своим поведением или нашими отношениями. Наконец, с болью, я пришла к выводу, что не могу оставаться в этом браке без того, чтобы полностью отказаться от себя.

Боль от этой ужасной потери продолжалась довольно долго, но потом со мной произошло нечто. Я обнаружила в себе невероятные творческие силы и энергию, которых у меня раньше не было. Вскоре моя профессиональная жизнь дала мощный спурт. Мои книги публиковались, практика росла, мне предложили вести программу на радио. Я все больше занималась в эфире и в клинике психологическим насилием, испытанным мною в браке. Мне звонили женщины, которые были в подобных отношениях от полугода до полувека. Часто, после того, как они описывали несколько красноречивых ситуаций, я задавала им вопросы: