И Светка верила. В десять лет верила, в двенадцать, а в четырнадцать – перестала. Но кому она могла пожаловаться? И как вообще о таком можно рассказывать?! Стыдно! Она давно уже знала, что люди не только осудят отца, но и посадят. И что она будет делать одна? Как жить? Когда все станут тыкать в нее пальцами и говорить всякие гадости? И спрашивать, почему она позволяла такое с собой вытворять? И ей придется оправдываться, а если будет суд, ей придется перед чужими людьми рассказывать обо всех ночных тайнах! Об этом даже думать было страшно.
Поэтому она стала потихоньку сопротивляться. Когда отец начинал приставать с нежностями, Светка говорила, что устала, голова болит, завтра контрольная. Иногда это помогало, иногда – нет. Отец не принуждал ее силой, он упрашивал, старался разжалобить, даже плакал, просил пожалеть его, такого одинокого и несчастного: «Ты – мой свет в окошке, моя любимая девочка, мое солнышко!» И Светка уступала, а потом плакала до утра, уткнувшись в подушку.
Потом ее осенило, и она приделала задвижку на свою дверь – инструменты все были, и задвижка нашлась. Услышав, как отец дергает запертую дверь, Светка перестала дышать. Но он подергал и отошел, а утром не сказал ни слова. Но когда Светка вернулась из школы, задвижка была снята. Так началась между ними война: дочь изобретала все новые запоры, отец их удалял, а потом догадался и просто снял дверь с петель. Побледнев, смотрела Светлана на прислоненную к стене дверь: поставить ее обратно она не смогла бы ни за что. В эту ночь она ушла спать в ванную. Постелила одеяло и улеглась. В ванной было душно, противно пахло каким-то очищающим средством, так что к утру у нее разболелась голова. Отец ждал ее с завтраком, словно ничего не случилось, и Светка подумала, что ничто не помешает ему снять с петель и эту дверь. Кусок не лез ей в горло, а отец все хлопотал:
– Что ж ты не кушаешь, Светочка? Сырнички тепленькие, я только пожарил. Хочешь абрикосового джема? Я вчера купил! Или, может быть, бутербродик сделать? Докторская колбаска свежая, хорошая, без сои и ГМО…
– Ты можешь снять все двери в квартире, – тихо сказала Света, глядя на румяный сырник у себя на тарелке. – Но я больше не хочу ничего такого делать. Ты понял? Не хочу и не буду. Ты знаешь, что это плохо.
Она подняла голову и взглянула на отца. Родной, нелепый, толстенький и лысенький, в цветастом фартучке с оборкой, он стоял, прижав к груди руку с нацепленной прихваткой-рукавицей, а его глаза за круглыми стеклами очков были полны слез. Света зажмурилась. Он тут же обнял ее за плечи и забормотал привычные утешения и оправдания, но Светка вырвалась и убежала в свою комнату. Отец пошел за ней:
– Хорошо, хорошо, дорогая моя, только не плачь! Я больше не буду! Прости меня!
Он все говорил и говорил что-то жалкое и неубедительное, но Светка не слушала – оделась и ушла в школу, а когда вернулась, оказалось, что отец поставил дверь на место. Но защелку не вернул. Ужинали они в полном молчании. Перед сном отец, как всегда, поцеловал Свету в лоб и сказал: «Спи спокойно». Светлана не спала всю ночь, но он сдержал слово. Постепенно она расслабилась и поверила, что отец исправился, но однажды проснулась в четыре утра от того, что отец гладил ее плечи. Света шарахнулась, но деться ей было некуда, отец сидел слишком близко.
– Папа, не надо, – попросила Света. – Ты же обещал!
– Девочка моя, ты такая красивая, такая нежная, такая добрая, а мне одиноко, мне страшно, только ты меня спасаешь, только ты…
Он бормотал, как в горячке, и все сильнее сжимал Светкины плечи. Она стала отбиваться, но у отца словно прибавилось сил, и как Света ни сопротивлялась, он взял ее силой. По-настоящему, как мужчина женщину. Это было впервые. Закончив, он встал, растерянно глядя на растерзанную дочь, – словно не понимал, что произошло. Светка посмотрела на его пухлый живот и волосатые коленки, и ее вырвало прямо ему под ноги. Она долго отмывалась в душе, потом оделась, собрала портфель. Сегодня было воскресенье, и Света решила, что просто погуляет по улицам и подумает, как жить дальше. А потом пойдет к Юке.
– Куда ты собралась? – спросил отец. Света коротко на него взглянула: ей показалось, что это совершенно чужой человек.
– Не знаю, – голос ее предательски дрогнул. – Просто погулять.
– В пять утра?
– Я не могу находиться рядом с тобой.
– Доченька, клянусь, больше никогда! Только не уходи сейчас, умоляю!
– Ты уже обещал один раз.
– Теперь все будет по-другому, честное слово! Я же люблю тебя! Больше жизни…
– Какая это любовь?! – закричала Света. – Это мерзость! Я тебя ненавижу! Ненавижу! Думаешь, мне нравилось все это?! Да я задыхалась от отвращения! Меня рвало в ванной! Ты отвратителен! Как ты можешь учить детей?! Ты ко всем девочкам приставал или только ко мне? Тебя же надо изолировать, в тюрьму посадить!
– Светочка, ну что ты такое говоришь, маленькая…
– Я не маленькая. Мне четырнадцать лет. А ты меня сейчас изнасиловал. И я не стану это больше терпеть ни минуты. Ты мне больше не отец. И никогда им не был. Прощай, я не вернусь.
– Светочка… Прости…