– Если между вами нет коммуникации
, – продолжала я, – вы подвергаете себя риску непонимания и неверных трактовок. Кейси, вы стали навязывать Эми свои новые идеи,Эми медленно кивнула в знак согласия. Кейси остался сидеть как сидел.
Сексуальные требования мужчин могут вызывать у женщин довольно сильные реакции. Мы не всегда понимаем, откуда берутся эти требования. Мы очень чувствительны к тому, что нас «используют», превращают в объект. Это сущий кошмар для таких женщин, как Эми, да даже для меня самой – для женщин, которые росли в любви и рассматривают романтику и обожание как подтверждение своей уникальности. Это в высшей степени личностное взаимодействие, форма
Эми свела секс к
Не могу ее винить, учитывая то, как мужчины веками использовали секс, чтобы вредить женщинам, лишать их власти, унижать, наказывать, принижать и т. д.
Сексуальные действия применялись как силовой инструмент против женщин множеством способов в истории самых разных культур. На свете немало книг, освещающих эту тему, так что я не буду распространяться.Однако я упоминаю об этом, чтобы подчеркнуть: есть веские причины тому, что
«Занятия любовью» – это приятная, безопасная, защищенная зона. Но она не дышит, она не растет, жизнь в ней застаивается. И в результате обе стороны чувствуют себя связанными по рукам и ногам. На самом деле такое отношение отдает полным страха контролем, а вовсе не любовью.
Для Эми и Кейси танец любви не был гибким, в нем не было обмена фантазиями и творчеством, не было свободы делиться спонтанными желаниями.
Я не думаю, что у мужчин и женщин такие уж разные побуждения. Скорее всего, и те и другие хотят любви – и хотят трахаться. А если совсем честно, я считаю, что отделение занятий любовью от «траханья» – это ложная дихотомия. Это вопрос восприятия. Мы должны отдавать себе отчет в смыслах, которые придаем разнообразным сексуальным актам.
Позволю себе сделать коротенькое отступление, просто чтобы продемонстрировать, как сексуальный акт может приобретать разные значения. Порой я расшифровываю блокнотные записи об особенно захватывающем сеансе. Одним из таких случаев был Хэнк (конечно, это не настоящее имя), и, как только он вышел за порог моего кабинета, я кинулась записывать.
Хэнк испытывал сильнейшую, буквально пограничную, маниакальную, шумно оглашаемую и кипящую гневом ярость по поводу того, что жена отказывается делать ему минет. Он хотел, чтобы я знала – и доказывал мне это каждым мгновением своего праведного гнева, – что он «заслуживает» этого.
Я позволила ему выговориться, не пытаясь прервать и как-то структурировать наш разговор. Просто внимательно слушала, молча делала заметки о том, что его беспокоило, и время от времени поддакивала ему, обеспечивая обратную связь. Эта обличительная речь предоставляла мне богатый материал, касающийся его психологического ландшафта.