Мужчины на моей кушетке

Я чувствовала уверенность в том, что гнев, прячущийся под пассивностью Марка, будет золотым ключиком, тем моментом в терапии, который отопрет закрытую дверь и позволит ему совершить сдвиг личной парадигмы и получить доступ к своей силе.

Люди часто считают гнев негативной эмоцией, которой следует избегать, но у меня это одна из самых любимых эмоций, поскольку, если подключиться к ней продуктивно, она указывает на чувство «я». Гнев указывает, что кто-то нарушил права и границы человека и что они заслуживают уважения.

Марк был блокирован, и мне необходимо было дать ему возможность по-прежнему испытывать любовь к матери – и в то же время получить доступ к своему чувству «я».

Используя знаменитый метод «пустого стула» из гештальттерапии, мы притворились, что его мать сидит у меня в кабинете. Я попросила Марка встать лицом к ней, сидящей на стуле, и высказать ей все, что он на самом деле чувствовал, будучи подростком. Я отодвинулась назад, так, чтобы он меня не видел, время от времени вставляя реплики, чтобы отразить то, что он чувствовал. Как обычно, я старалась усилить его эмоции.

– Расскажите ей обо всех причинах, которые заставляют вас злиться, – инструктировала я.

Марк некоторое время медлил, силясь что-нибудь сказать, и первые его слова были невыразительны.

– Давайте! Скажите ей, что вам нужно, – подбадривала его я.

И вдруг Марка отпустило:

– Мне нужно было, чтобы ты, твою мать, перестала реветь и была нашей родительницей! – рявкнул он. И тут же отшатнулся, вероятно, пытаясь сдержать волну эмоций, готовую прорваться наружу. Но было уже слишком поздно.

– Скажите ей, что еще вам было нужно, – поощрила я тихонько.

– Мне нужно было, чтобы ты видела меня, но ты была слишком поглощена своей скорбью. Почему ты не могла взять себя в руки?! – завопил он.

– Вы так сердились на нее, – поддержала я.

– Я чувствовал себя так, будто меня вообще не существует. Ты забыла о нас! Тебя не было. – Побагровевший, дрожащий, он наклонился к мысленному образу матери. – Мне приходилось делать все, вообще все . Мне пришлось быть отцом семейства. – Марк сжал кулаки. – Я был загнан в ловушку. В ловушку, твою мать!

Я говорила, что гнев – моя любимая эмоция, но когда я на самом деле сижу в комнате наедине с мужской открытой неуправляемой яростью, честно говоря, она меня пугает. Чем больше Марк выходил из себя, тем больше я надеялась, что он не утратит контроль над собой окончательно. С другой стороны, ему необходим был этот гнев, и худшее, что я могла сделать, – это «закоротить» его, как он сам делал много лет. Еще больше ему нужна была женщина  – я, – достаточно сильная, чтобы выдержать присутствие этих чувств.

Грудь Марка вздымалась.

– Папа умер… и ты тоже меня бросила!

Скорбь Марка наконец поднялась выше гнева и вышла на поверхность. Он закрыл лицо ладонями и отвернулся от меня. Я видела, как содрогаются его плечи, и слышала звуки ничем не сдерживаемых рыданий. Через некоторое время я протянула Марку подушку и велела крепко ее обнять. Вид скорбящего человека неимоверно трогателен. Я не хотела расплакаться вместе с Марком, но не было никакой возможности сохранить отстраненность. Слезы душили меня.

Теперь, когда Марк наконец начал высвобождать свой гнев и скорбь, вопрос был в том, что он станет делать с этим мощным переживанием. Преодолеет ли он чувство вины, станет ли использовать гнев и скорбь конструктивно – или снова закроется и вернется к знакомым шаблонам? Сможет ли он услышать свой собственный голос? Сумеет ли ухватиться за представившуюся возможность и завершить свое становление как мужчины?

* * *

В тот день у меня была еще одна встреча, а потом я пошла погулять в Брайант-парк: надеялась найти партнера для партии в шахматы. Я раздумывала о том, чтобы прекратить свои отношения с Рами – да, снова, но на сей раз это был бы настоящий, окончательный разрыв. Я начала мысленные приготовления, создавая план обороны и собирая боеприпасы.

Я проигрывала в уме один вечер всего несколько месяцев назад, последовавший за одним из наших «мини-разрывов», когда Рами без предупреждения прилетел в Нью-Йорк и позвонил мне из маленького испанского ресторанчика в Ист-Виллидж. Он заговорил в стиле «я просто тут недалеко, зашел пропустить стаканчик» и спросил, присоединюсь ли я к нему.

Сердце мое понеслось вскачь от возбуждения и тревоги, но я достаточно хорошо знала Рами, чтобы понять, что, несмотря на легкомысленный тон, он действительно хочет видеть меня. А это значило, что он не хочет расставаться.