Мужчины не ее жизни

Второе интервью Рут дала за ланчем, а третье и четвертое — после ланча. После этого ей следовало бы попытаться отдохнуть, так как рано вечером были назначены чтения, за которыми раздача автографов, а потом — ужин. Но Рут вместо этого сидела в своем номере и писала, писала. Она разрабатывала один возможный сюжет за другим, пока достоверность не становилась сомнительной. Если женщина-писательница, наблюдающая за работой проститутки, должна почувствовать унижение от происходящего, то, что бы она ни увидела, то же самое должно случиться и с ней самой; каким-то образом это должно стать и ее сексуальным опытом. Иначе с чего бы ей чувствовать себя униженной?

Чем глубже погружалась Рут в историю, которую писала, тем больше старалась она отстраниться от истории, в которой жила. Впервые в жизни она лучше понимала, что значит быть персонажем романа, а не романистом (тем, кто несет ответственность), потому что Рут видела свое возвращение на Бергстрат в качестве персонажа — персонажа совсем не той истории, которую она писала.

Она испытывала возбуждение, свойственное читателю, который хочет знать, что случилось дальше. Она знала, что не сможет удержаться — обязательно придет к Рои. Она должна была знать, что случится дальше. Что предложит Рои? Что Рут позволит сделать Рои?

Когда — пусть и на короткое мгновение — романист перестает играть роль творца, какие другие роли остаются для него? Есть только творцы историй и персонажи историй; других ролей нет. Рут никогда еще не испытывала такого нетерпения. Она чувствовала, что у нее совершенно не хватает воли, чтобы держать под контролем дальнейшие события; на самом деле она даже испытывала подъем оттого, что тон задает не она. Она была рада, что перестала быть романистом. Она не была автором этой истории, но тем не менее история захватывала ее.

Рут меняет свою историю

После чтений Рут осталась подписывать книги. Потом она поужинала со спонсорами. И на следующий вечер в Утрехте, после чтений в местном университете, она снова раздавала автографы. Маартен и Сильвия помогали Рут писать нидерландские имена.

Молодые люди хотели, чтобы их книги были подписаны «На память Ваутеру» — или Хейну, Хансу, Хенку, Герарду или Еруну. Женские имена были для Рут такими же несуразными. «На память Элс» — или Лус, Мис, Марийке или Нел (с одним «л»). Кроме этого, были читатели, которые хотели, чтобы она написала и их фамилию. (Овербеки, Ван дер Мёленсы и Ван Мёрсы; Блокёйзы и Вельдёйзены, Дийкстры и Де Гроты и Смиты.) Раздача автографов была для нее таким мучительным упражнением в правописании, что с обоих чтений Рут ушла с больной головой.

Но Утрехт с его старым университетом был прекрасен. Перед чтениями у Рут был ранний ужин с Маартеном, Сильвией и их взрослыми сыновьями. Рут помнила еще, когда они были «маленькими мальчиками»; теперь они стали выше нее, а один отпустил бороду. Для Рут, у которой в тридцать шесть все еще не было ребенка, этот тревожный феномен — то, как быстро растут дети ее знакомых, — стал настоящим потрясением.

В поезде по пути назад в Амстердам Рут рассказала Маартену и Сильвии, что не имела успеха у мальчиков возраста ее сыновей, то есть в те времена, когда и ей было столько же. (В то лето, когда она приезжала в Европу с Ханной, более привлекательные парни всегда предпочитали ее подружку.)

— А теперь просто кошмар какой-то. Теперь я нравлюсь ровесникам ваших сыновей.

— Вы очень популярны среди молодых читателей, — сказал Маартен.

— Рут имела в виду другое, Маартен, — сказала ему Сильвия; она была умненькой и привлекательной — у нее был хороший муж и счастливая семья.

— Вот как, — сказал Маартен.

Он был очень правильным — настолько, что даже покрылся румянцем.

— Нет, я не хочу сказать, что ваши мальчики относятся ко мне таким образом, — поспешила сказать ему Рут. — Я имею в виду некоторых ребят их возраста.

— Я думаю, наши мальчики тоже испытывают к вам такое влечение! — сказала Сильвия Рут.

Она рассмеялась, видя потрясение мужа; Маартен даже не заметил, сколько молодых охотников за автографами вертелось вокруг Рут после обоих чтений.

Там были и молодые женщины, но их привлекала Рут как человек, служащий примером позитивного поведения, — для них она была не только успешной писательницей, но еще и незамужней женщиной, у которой было несколько любовников и которая тем не менее продолжала жить одна. (Почему это казалось привлекательным, Рут понять не могла. Если бы они только знали, насколько она недовольна своей так называемой личной жизнью.)

Среди молодых людей неизменно был один парень — младше Рут лет на десять — пятнадцать, — который неуклюже пытался флиртовать с ней. («С душераздирающей неловкостью» — так Рут сказала об этом Маартену и Сильвии.) Будучи матерью ребят такого же возраста, Сильвия прекрасно понимала, что имеет в виду Рут. Маартен как отец внимательнее приглядывался к своим сыновьям, чем к незнакомым ему молодым людям, которые чуть в драку не лезли, чтобы оказаться поближе к Рут.