Мужчины не ее жизни

На этот раз один из таких ребят был особенно заметен. Он после чтений, чтобы получить ее автограф, выстоял очередь сначала в Амстердаме, а потом в Утрехте; на этих шедших одна за другой встречах она читала один и тот же отрывок, но этот молодой человек, казалось, не имел ничего против. На чтения в Амстердаме он принес для получения автографа довольно зачитанный экземпляр ее книги в мягкой обложке, а в Утрехте он появился с «Не для детей» в твердом переплете — обе книги на английском.

— Пишется Уим, первая буква «у», — сказал он ей во второй раз, потому что произносилось его имя — Вим, и именно так она подписала ему первую книгу: через «в».

— А, это опять вы! — сказала она пареньку. Он был слишком хорошеньким и слишком явно очарован ею, поэтому она запомнила его. — Если бы я знала, что вы опять будете, я бы прочла другой отрывок.

Он опустил глаза, словно ему было больно смотреть на нее, когда она подняла на него взгляд.

— Я учусь в Утрехте, а родители у меня живут в Амстердаме. Я здесь вырос.

(Словно это объясняло оба его появления на чтениях!)

— Я, кажется, завтра снова выступаю в Амстердаме? — спросила Рут у Сильвии.

— Да, я знаю — я там буду, — ответил парнишка. — Я принесу третью книгу, чтобы вы подписали.

Пока она подписывала другие книги, очарованный ею парень стоял чуть в стороне и смотрел на нее тоскующим взглядом. В Штатах, где Рут почти всегда отказывалась подписывать книги, обожающие взгляды молодых людей испугали бы ее. Но в Европе, где Рут обычно соглашалась давать автографы, в восторженных взглядах юных почитателей ей никогда не мерещилась угроза.

В том, что Рут нервничала дома и чувствовала себя в своей тарелке за границей, была некая сомнительная логика; рабская преданность юных европейских читателей виделась Рут в романтическом свете. Они были из тех, кого ни в чем не упрекнешь, эти влюбленные мальчики, которые говорили по-английски с акцентом и прочитывали каждое написанное ею слово; и в их распаленном молодом воображении она воплощала зрелую женщину их мечты. Теперь, напротив, она их воображала и сама же — в поезде, направляющемся назад в Амстердам, — шутила на сей счет в разговоре с Маартеном и Сильвией.

Поездка была слишком короткой, и Рут не смогла им рассказать о замыслах нового романа, но, пока они все вместе смеялись над этими молодыми людьми, Рут поняла, что хочет изменить свою историю. Ее женщина-писательница на Франкфуртской ярмарке должна знакомиться не с коллегой-писателем, который приглашает ее в Амстердам, а с одним из почитателей, который жаждет стать писателем, а становится молодым любовником. Женщина-писательница в новом романе должна предаваться мыслям о том, что ей пора выйти замуж, она должна (так же, как и Рут) рассматривать предложение мужчины старше нее, который вызывает у нее сильную симпатию.

Парень по имени Уим был так невыносимо красив, что его трудно было выкинуть из головы. Если бы не памятная для Рут недавняя кошмарная история со Скоттом Сондерсом, у нее даже могло бы возникнуть искушение порадовать (или смутить) себя приключением с Уимом — ведь в конечном счете она была одна в Европе; возможно, она возвращалась домой, чтобы выйти там замуж. А легкая интрижка с молодым человеком, гораздо моложе нее… разве не таким забавам предается зрелая женщина, собирающаяся замуж за еще более зрелого мужчину?

Но Маартену и Сильвии Рут рассказала только, что ей бы хотелось прогуляться по кварталу красных фонарей, и поведала им эту часть замысла (а больше пока ничего и не было): как молодой человек уговаривает зрелую женщину заплатить проститутке, чтобы та позволила понаблюдать ее работу с клиентом; о том, как что-то случается; о том, как женщина чувствует себя униженной и это побуждает ее изменить жизнь.

— Зрелая женщина уступает ему отчасти потому, что считает, будто ситуация у нее под контролем, а отчасти потому, что этот молодой человек очень похож на хорошенького мальчика, в которого она была безнадежно влюблена в юности. Но она не знает, что этот молодой человек способен причинить ей боль и мучения… по крайней мере, я думаю, что именно так все и происходит, — добавила Рут. — Все зависит от того, что случится с проституткой.

— И когда вы хотите пойти в квартал красных фонарей? — спросил Маартен.

Рут заговорила так, будто эта идея была настолько внове для нее, что она еще не продумала деталей.

— Наверно, когда вам будет удобнее…

— А когда зрелая женщина и ее молодой человек пойдут к проститутке? — спросил Маартен.

— Возможно, вечером, — ответила Рут. — Вероятно, они выпьют немного. Я думаю, она должна быть чуточку пьяна — для куража.

— Мы могли бы пойти туда хоть сейчас, — сказала Сильвия. — Если от вашего отеля, то придется возвращаться назад, а от вокзала всего пять — десять минут пешком.

Рут удивилась, что Сильвия вообще рассматривает эту возможность — пойти туда с ней. Их поезд прибывал в Амстердам в двенадцатом часу, почти в полночь.

— А это не опасно в такое время? — спросила Рут.

— Там столько туристов, — с неприязнью сказала Сильвия. — Единственная опасность — карманники.