Мужчины не ее жизни

— Когда доктор снял швы, шрам оказался тонким, белым и совершенно прямым, — сказал ей Эдди. — И теперь, если тебе когда-нибудь в жизни понадобится быть храброй, ты только посмотри на свой шрам.

Рут посмотрела на шрам.

— Он всегда будет тут? — спросила она Эдди.

— Всегда, — ответил он. — Твоя рука станет большой, и твой палец станет большим, но размер шрама не изменится. Когда ты вся вырастешь, шрам будет казаться меньше, но только потому что вся ты станешь больше, на самом деле шрам не изменится. Он станет не таким заметным, а это значит, что с годами увидеть его будет все труднее и труднее. Тебе придется показывать его людям в ярком свете и говорить: «Вы видите мой шрам?» А им придется смотреть очень внимательно — только тогда они смогут его увидеть. А вот ты всегда сможешь его увидеть, потому что будешь знать, где искать. И конечно, он всегда будет виден на отпечатке пальца.

— А что такое отпечаток пальца? — спросила Рут.

— Ну, это трудно показать в машине, — сказал Эдди.

Когда они добрались до пляжа, Рут снова задала ему этот вопрос, но пальчики Рут были слишком маленькими, чтобы оставить отпечатки даже во влажном песке, а может, песок был слишком крупнозернистым. Пока Рут играла в водичке у самого берега, желто-коричневый антисептик смылся окончательно, но шрам на ее пальце остался яркой белой линией. И только когда они заехали в ресторан, она смогла увидеть, что такое отпечаток.

На тарелку, где лежал приготовленный на гриле сэндвич с сыром и картошка фри, Эдди налил немного кетчупа, потом взял Рут за правую руку и обмакнул ее указательный палец в эту коричневатую лужицу, после чего легонько прижал его к бумажной салфетке. Кроме отпечатка указательного пальца ее правой руки Эдди сделал такой же отпечаток и указательного пальца левой. Потом Эдди предложил ей посмотреть на отпечатки через стакан с водой, который действовал как увеличительное стекло и позволил Рут увидеть все завитки. И она увидела этот шрам, который останется там навсегда: идеально ровная вертикальная линия на ее правом указательном пальце; увеличенная стаканом с водой, она казалась раза в два больше, чем сам шрам.

— Это твои отпечатки — ни у кого больше не будет таких отпечатков, как у тебя, — сказал ей Эдди.

— И мой шрам всегда будет здесь? — снова спросила его Рут.

— Твой шрам навсегда останется частью тебя, — пообещал ей Эдди.

После ланча в Бриджгемптоне Рут захотела взять с собой салфетку со своими отпечатками. Эдди положил ее в конверт вместе с нитками и корочкой. Он увидел, что корочка сморщилась — она стала размером с четверть божьей коровки, но такого же красноватого цвета и с такими же черными пятнышками.

Приблизительно в 2.15 того дня Эдди О'Хара свернул на Парсонадж-лейн в Сагапонаке. Еще издалека увидев, что ни грузовика с грузчиками, ни «мерседеса» Марион у дома Коулов нет, он испытал облегчение. Но на подъездной дорожке был припаркован незнакомый автомобиль — темно-зеленый «сааб». Эдди притормозил, и «шеви» пополз со скоростью улитки, а Тед, этот закоренелый бабник, прощался с тремя женщинами в «саабе».

Тед уже успел показать будущим натурщицам — миссис Маунтсьер и ее дочери Глори — свою мастерскую. Эффи отказалась покидать заднее сиденье машины. Бедняжка Эффи опередила свое время: она была цельной, проницательной и умной молодой женщиной, оказавшейся в оболочке, какая у большинства мужчин вызывает отторжение или презрение; из трех женщин в темно-зеленом «саабе» в ту пятницу лишь одной Эффи хватило проницательности увидеть, что Тед Коул ненадежен, как рваный презерватив.

На секунду у Эдди перехватило дыхание — ему показалось, что за рулем темно-зеленого «сааба» сидит Марион, но, свернув на подъездную дорожку, он увидел, что миссис Маунтсьер вовсе не так похожа на Марион, как ему почудилось. Надежда Эдди умерла через секунду, в течение которой он было решил, что Марион передумала.

«Она не бросает Рут, — подумал он. — И меня».

Но миссис Маунтсьер была не Марион, и дочь миссис Маунтсьер не была похожа на Алис — хорошенькую няньку-студентку, презираемую Эдди. (Эдди уже успел было прийти к заключению, что Глори — это Алис.) Теперь Эдди понял, что это всего лишь компания женщин, которые подвезли Теда домой. Любопытно, спрашивал себя Эдди, к какой из них проявляет интерес Тед, уж конечно, не к той, что сидит сзади.

Когда темно-зеленый «сааб» выехал с подъездной дорожки, Эдди по невинному, лишь слегка недоумевающему выражению Теда сразу же понял, что тот не знает об отъезде Марион.

— Папа! Папа! — закричала Рут. — Хочешь посмотреть мои ниточки? Их четыре штуки. И корочка есть. Покажи папе корочку! — сказала четырехлетняя девочка Эдди, который протянул конверт Теду.

— Это мои отпечатки пальцев, — объяснила девочка отцу, который недоуменно смотрел на салфетку с пятнами кетчупа.

— Осторожнее, а то корочку унесет ветер, — предупредил Эдди Теда.

Корочка была такая маленькая, что Тед рассматривал ее, не вынимая из конверта.

— Ух, какие хорошенькие, Рути, — сказал отец Рут. — Итак… вы, значит, были у доктора — снимали у нее швы? — спросил Тед у Эдди.