Мужчины не ее жизни

Рут, снова повернув на Бергстрат, пошла неторопливым шагом, надеясь, что та проститутка в годах уже успела одеться — или раздеться, что было вполне возможно, — и занять свое место в окне. Одна из молоденьких и хорошеньких проституток открыто подмигнула Рут, которая почувствовала странное возбуждение от этого насмешливо-непристойного предложения. Подмигивание хорошенькой девушки настолько смутило Рут, что она чуть не прошла мимо проститутки в годах, не узнав ее; женщина настолько преобразилась, что стала практически другой, ничуть не похожей на ту простоватую, что шла с сумкой и которую Рут видела на улице всего несколько минут назад.

В открытых дверях стояла жизнерадостная рыжеволосая шлюха. Ее кроваво-красная помада отвечала цвету алого бюстгальтера и трусиков, кроме которых на ней ничего не было, если не считать часов на золотом браслете и черных туфель на гвоздиках трехдюймовой высоты. Теперь проститутка стала выше Рут.

Шторы на окне были раздвинуты, и Рут увидела в комнате старомодный табурет с круглым сиденьем и медным полированным основанием, а проститутка занималась самым что ни на есть обыденным делом — она стояла в дверях с веником, которым только что смела с порога единственный желтый лист. Держа веник на изготовку и словно ожидая нового притока листьев, она внимательно оглядела Рут с ног до головы, словно это Рут стояла в своем нижнем белье на высоких каблуках, а проститутка была скромно одетой домохозяйкой, занятой своими ежедневными делами. В этот момент Рут поняла, что остановилась, а рыжеволосая проститутка кивнула ей с любезной улыбкой, которая — поскольку Рут так и не могла набраться мужества заговорить — на глазах Рут приобретала недоуменный оттенок.

— Вы говорите по-английски? — пробормотала Рут.

Проститутку этот вопрос, казалось, скорее развеселил, чем изумил.

— У меня нет никаких проблем с английским, — сказала она. — И у меня нет проблем с лесбиянками.

— Я не лесбиянка, — сказала ей Рут.

— Тоже ничего, — ответила проститутка. — Это твой первый раз с женщиной? Я знаю, что нужно делать.

— Мне ничего не нужно делать, — быстро сказала Рут. — Я просто хочу поговорить с вами.

На лице проститутки появилось недовольное выражение, словно «поговорить» — это было какое-то особое, претившее ей извращение.

— Это будет стоить вам подороже, — сказала рыжеволосая. — Разговор — дело долгое.

Рут поразилась тому, что сексуальные услуги, похоже, здесь предпочитают разговору.

— Да, я, конечно же, заплачу вам за ваше время, — сказала Рут рыжеволосой, которая методично разглядывала ее. Но проститутка оценивала вовсе не фигуру Рут — ее интересовало, сколько Рут заплатила за свою одежду.

— Это будет стоить семьдесят пять гульденов за пять минут, — сказала рыжеволосая; она правильно сумела оценить, что неброская одежда Рут стоит немалых денег.

Рут расстегнула сумочку и принялась перелистывать незнакомые купюры в бумажнике. Семьдесят пять гульденов… это что — пятьдесят долларов? Рут решила, что это куча денег за пятиминутный разговор. (За те услуги, которые проститутка обычно предоставляла — за такой же или меньший промежуток времени, — такое вознаграждение казалось недостаточным.)

— Меня зовут Рут, — нервно сказала Рут.

Она протянула руку, но рыжеволосая рассмеялась; вместо того чтобы пожать ей руку, она за рукав кожаной куртки затащила Рут в маленькую комнатку. Когда они обе оказались внутри, проститутка заперла дверь и задернула шторы на окнах; ее терпкие духи в таком небольшом помещении подавляли не меньше, чем почти полная нагота рыжеволосой.

В комнате преобладал красный цвет. У тяжелых штор был темно-бордовый оттенок, у широкой ковровой дорожки — кроваво-красный; у покрывала, которым аккуратно была застлана двуспальная кровать, был старомодный рисунок из розовых лепестков; наволочка на единственной подушке была розовой. А полотенце (размером с банное), тоже розовое, но отличного от наволочки оттенка, было сложено ровно пополам и лежало посредине кровати — явно, чтобы защитить покрывало. На стуле рядом с аккуратной рабочей кроватью лежала стопка этих розовых полотенец; вид у них был застиранный и слегка выцветший, как и у комнаты.

Маленькая красная комната была увешана зеркалами; здесь было почти столько же зеркал, развешанных под вызывающими протест углами, сколько и в фитнес-клубе отеля. А свет в комнате был таким тусклым, что Рут, делая любой шаг, видела свою тень, двигающуюся то вперед, то назад, то в обе стороны одновременно. (Зеркала, конечно же, отражали и множество проституток.)