Мужчины не ее жизни

И все же вот перед какой ситуацией оказалась Рут: она написала роман, который, несомненно, оскорбит многих читателей и критиков (особенно женского пола), но это не очень волновало ее. Единственный, кого Рут боялась оскорбить, Алан, вполне может оказаться тем человеком, которого «Мой последний плохой любовник» оскорбит больше всего.

Вечер, посвященный выходу в свет романа Эдди, представлялся Рут самым лучшим моментом, чтобы признаться в своих страхах Алану. Она зашла даже настолько далеко, что представила, как набирается мужества рассказать Алану о случившемся с ней в Амстердаме. Рут верила, что ее брак достаточно крепок для этого.

— Я не хочу ужинать с Ханной, — прошептала она мужу на вечере у Эдди.

— А мы разве не ужинаем с О'Харой? — спросил ее Алан.

— Даже с Эдди не хочу… даже если он попросит нас, — ответила Рут. — Я хочу поужинать с тобой, Алан, — с одним тобой.

С вечера они на такси поехали в ресторан, в котором когда-то Алан так галантно оставил ее наедине с Эдди О'Харой в тот казавшийся давним вечер после ее чтений в «Уай» на Девяносто второй улице с затянувшимся на целую вечность представлением, прочитанным Эдди.

У Алана не было никаких видимых причин не пить много вина: любовью сегодня они уже занимались и за руль садиться никому из них было не нужно. Но Рут подспудно не хотела, чтобы ее муж опьянел. Она не хотела, чтобы он был пьян, когда она будет рассказывать ему про Амстердам.

— Умираю — хочу, чтобы ты прочел мою новую книгу, — начала она.

— Умираю — хочу ее прочесть, когда ты будешь готова, — сказал ей Алан.

Он был такой спокойный — идеальное время, чтобы рассказать ему обо всем.

— Дело не только в том, что я люблю тебя и Грэма, — сказала Рут. — Дело в том, что я вечно буду тебе благодарна за то, что ты спас меня от прежней жизни, от жизни, которую я вела…

— Я знаю — ты мне уже говорила.

В его голосе послышалась нотка нетерпения, словно он не хотел, чтобы она снова рассказывала ему, как она постоянно, будучи одинокой женщиной, попадала во всякие неприятности, и о том, что до Алана ее суждения (если речь шла о мужчинах) неизменно оказывались ошибочными.

— В Амстердаме… — попыталась сказать она, но тут подумала, что уж если быть откровенной, то начать она должна с Сондерса и игры в сквош, не говоря уже о том, что случилось после игры в сквош. Но голос ее осекся.

— Показать тебе этот роман тем труднее, — начала она снова, — потому что твое мнение для меня важнее, чем когда-либо прежде, а твое мнение для меня всегда было очень важно.

Она сразу же начала уходить от того, что собиралась сказать! Она чувствовала, что страх схватил ее за горло с такой же силой, как в стенном шкафу Рои.

— Рут, расслабься, — сказал ей Алан, беря ее за руку. — Если ты считаешь, что тебе будет лучше работать с другим редактором… я имею в виду — из-за наших отношений…

— Нет! — воскликнула Рут. — Я вовсе не это имею в виду! — Она не хотела выдергивать руку, но такое желание вдруг у нее возникло. Теперь она пыталась освободить руку, но он положил ее себе на колени. — Я хочу сказать, что мой последний плохой любовник появился из-за тебя — это не только название.

— Я знаю, ты мне говорила, — снова сказал он.

В конечном счете их разговор свелся к пугающей и часто возникающей теме, кого нужно назначить опекуном Грэма на тот случай, если с ними что-нибудь случится. Что могло случиться с ними обоими, чтобы Грэм остался сиротой? Это было невероятно: они повсюду брали Грэма с собой. Если они погибнут в авиакатастрофе, то с ними погибнет и их мальчик.

Но Рут не могла оставить в покое эту тему. Крестным отцом Грэма был Эдди, а крестной матерью — Ханна. Ни Рут, ни Алан не могли представить Ханну чьей-нибудь матерью. Невзирая на всю свою любовь к Грэму, Ханна вела такой образ жизни, который делал для нее материнство затруднительным. Хотя внимание, которое она уделяла Грэму (несколько нервозное — именно так бывают внимательны к чужим детям женщины, решившие не иметь собственных), производило впечатление и на Рут, и на Алана, Ханна была совсем неподходящей фигурой для опекунства.

А Эдди, пусть он и стерегся женщин моложе его, казалось, понятия (ни малейшего) не имел о том, что нужно делать с детьми. Он вел себя неловко, даже глуповато в обществе Грэма. Эдди так нервничал рядом с Грэмом, что и Грэм начинал нервничать в его присутствии, а он вовсе не был нервным ребенком.

Ко времени их возвращения в «Станхоп» они оба были пьяны. Они пожелали своему мальчику спокойной ночи и поцеловали его. (Грэм спал на раскладной кровати в их спальне.) Они пожелали спокойной ночи и Кончите Гомес. Рут еще не закончила чистить зубы и подготовиться ко сну, а Алан уже уснул.

Рут заметила, что он оставил открытым окно. Даже если воздух на улице был сегодня какой-то особенный, оставлять окна открытыми в Нью-Йорке не стоило — шум утреннего движения мог и мертвого разбудить. (Он не разбудит Алана.)