Мужчины не плачут

— Глупости. — Лика покачала головой. — Дело не в тебе. Просто Егор такой человек. Сложный, понимаешь? Он хороший, но с ним иногда тяжело. Для него существует только его работа. Нет, ты не думай, раньше он таким не был. Это только последнее время…

— Ты его любишь? — спросила Маша.

— Не знаю, — Лика вздохнула. — У нас не все гладко. У него непростой характер, но по-своему он меня любит, а я… Давай отложим этот разговор, а? — она вымученно улыбнулась.

— Извини, я не должна была спрашивать.

— Да ладно, я ведь тоже пристаю к тебе с расспросами про Серебряного.

— Сравнила! — усмехнулась Маша. — Они же совсем разные.

— Они одного поля ягоды, — сказала Лика неожиданно серьезно. Что-то было в этой серьезности, что-то такое, отчего Маше стало не по себе.

Этот вечер стал особенным. Теперь Маша понимала, что чувствует отец семейства в день получки. Теперь она сама была «отцом семейства», кормилицей и добытчицей, и она чувствовала смесь удовлетворения и гордости. А еще невероятное облегчение от мысли, что ее родные будут сыты, обуты и одеты, и что она может их даже чем-нибудь побаловать. Особенно Ваньку.

Подарок удался. Несколько долгих мгновений мальчик смотрел на игрушку широко распахнутыми глазами, а потом, когда первый шок сменился радостью обладания, с благоговейным трепетом взял машинку в руки и больше с ней не расставался. Так и сидел на ковре в гостиной, завороженно рассматривая мигающие фары, открывая и закрывая дверцы. Он даже от конфет отказался. Неслыханное дело!

Тай, от пуза наевшийся собачьего корма, развалился в гостиной, прямо у Машиных ног. Она сбросила тапки, подсунула ступни под горячий собачий бок. Потревоженный Тай недовольно завозился и затих.

Даже непредсказуемая баба Тоня вела себя на удивление корректно: не ворчала, не придиралась к Лике, не изводила Машу бесчисленными вопросами. Конфеты, что ли, на нее так благотворно подействовали?

— Ну, отдохнула? — баба Тоня положила в рот очередную конфету, вопросительно посмотрела на Машу. — Если отдохнула, так давай уж наряды примеряй! Сколько ждать-то можно?

Маша тяжело вздохнула, неохотно встала с дивана. Все-таки шопинг, хоть и успокаивает расшатанные нервы, но остается довольно утомительным мероприятием.

— Может, завтра? — спросила она без особой надежды.

— Сегодня! — сказали Лика и баба Тоня в один голос.

Примерка и обсуждение нарядов заняли почти час. Ее новый гардероб понравился даже взыскательной бабе Тоне. Ну, почти понравился. Спор возник лишь однажды.

Это было классическое «маленькое черное платье», и пуританку бабу Тоню категорически не устраивала его длина.

— Коротко, — безапелляционно заявила она.

— Да как же коротко! Всего на два пальца выше колена, — возразила Лика.

— Вот если бы на два пальца ниже…

— Так ведь модель такая!

— Все равно коротко!

— А мне нравится. И вовсе оно не короткое, — положила Маша конец начинающемуся спору.

Баба Тоня тут же надулась и целых десять минут участия в обсуждении покупок не принимала, но чисто женское любопытство и интерес к дамским безделушкам взял верх над обидой, и элегантный брючный костюм цвета топленого молока баба Тоня одобрила. Они улеглись спать только в двенадцатом часу. Ванька так и уснул в обнимку со своей новой машинкой. Маша несколько раз пыталась ее забрать, но он тут же просыпался и начинал хныкать, и она решила оставить все, как есть.

* * *

Серебряный выходил из машины, когда мимо продефилировала его новая секретарша. Точнее, она как раз и не дефилировала, а резво так выстукивала каблучками по тротуару, это его мозг воспринимал увиденное как замедленную киносъемку.

На его секретарше было темно-зеленое платье, по-пуритански наглухо застегнутое, но при этом очень даже соблазнительно обтягивающее фигуру. И фигура, к слову сказать, оказалась очень соблазнительная, и ноги длинные, и лодыжки узкие. В женских ногах ему всегда нравились именно узкие лодыжки, а если еще в сочетании с высокими каблуками…

Серебряный пришел в себя, лишь когда за его секретаршей захлопнулась дверь офиса. Что это на него нашло? Женских ножек он мало, что ли, видел? Да у него каждая вторая любовница — модель, а каждая первая — фотомодель. Да у них ноги — загляденье, и попы, и бюсты. А у этой пигалицы только и достоинств, что узкие лодыжки…

Серебряный достал сигареты, задумчиво закурил. Обычно он никогда не курил перед офисом, только у себя в кабинете, но сегодня вдруг решил сделать исключение. В конце концов, до начала рабочего дня еще целых двадцать минут.

— Пойду, пройдусь, — сказал он Степану.

— А что мне делать? — спросил тот.

Серебряный легкомысленно пожал плечами:

— До обеда ты мне не понадобишься. Если хочешь, навести Аннушку.

— Спасибо, Иван Матвеевич! — Степан нырнул обратно в машину, «Лексус» утробно зарычал и рванул с места.