Маша себя больше не контролировала, прижимала Ваньку к груди и заливалась слезами.
— Не нужно так переживать. — К Маше подошла медсестра, тронула ее за плечо, погладила Ванюшу по голове. — Вашего малыша «загрузят», он всю ночь проспит. Ему не будет страшно.
Наверное, она обманывала. Даже наверняка обманывала. Вот такая ложь во спасение. Но от слов, ласковых и успокаивающих, Маше стало чуть легче.
— А утром вы меня к нему пустите?
— Утром будет видно. Может, утром его вообще переведут в обычное отделение. Тогда вы сможете быть с ним.
Расстаться с Ванькой не было сил, но она заставила себя разжать онемевшие руки. Дверь в реанимационное отделение захлопнулась, отсекая голоса врачей и Ванькин плач.
Маша рухнула в стоящее в коридоре кресло, закрыла лицо руками. Из-за закрытой двери не доносилось ни звука, но ей все равно казалось, что она слышит, как плачет ее ребенок. Она ждала больше часа, с надеждой всматриваясь в лица входящих и выходящих из заветной двери людей. Наконец вышла уже знакомая ей медсестра.
— С вашим мальчиком все будет хорошо. Ему уже поставили капельницу.
— Можно мне к нему? — спросила Маша в который уже раз.
— Вы же знаете, что нельзя. — Медсестра покачала головой. — Да и зачем? Он уже спит. Идите лучше домой, отдохните, а утром придете.
Маша замотала головой, вцепилась в подлокотники кресла.
— Можно я здесь, в коридоре, посижу?
— Это неразумно, ваше присутствие здесь ничего не изменит.
— Все равно, если можно, я останусь…
Ночь тянулась мучительно медленно. Маша то забывалась тревожным сном, то просыпалась. От сидения в неудобном кресле затекли спина и ноги. Утро она встретила полностью разбитой: и морально, и физически. В восьмом часу в коридор вышла все та же, знакомая уже, медсестра. Маша бросилась к ней.
— Ну как? — спросила шепотом.
— Проснулся. Температура тридцать семь и четыре.
— Спасибо! Можно мне к нему?
— Снова здорово! — Медсестра устало улыбнулась. — Зайдите лучше в ординаторскую, поговорите с лечащим врачом.
— Тем, который нас вчера принимал?
— Да, это заведующий. Его зовут Олег Анатольевич.
— Ну что? Так домой и не уезжали? — спросил Олег Анатольевич, как только Маша переступила порог ординаторской.
— Не уезжала.
— Ох уж мне эти мамаши! Ну, присаживайтесь, — он жестом указал на продавленный диван, — побеседуем. Самочувствие вашего мальчика удовлетворительное. Мы проводим дезинтоксикационную терапию, вводим антибиотики.
— Так, может…
— Нет. — Он махнул рукой, заранее предвидя Машин вопрос. — Анализ крови плохой. Мы понаблюдаем его до вечера.
— А вечером?
— А вечером вы придете, и мы поговорим. Сейчас езжайте домой, поспите немного. С вашим ребенком все будет хорошо, обещаю.
Маша выходила из ворот больницы, когда ожил ее мобильный.
— Мария Андреевна, где вас носит? — Голос Серебряного звенел от раздражения.
Господи, она совсем забыла про работу…
— Иван Матвеевич, простите. У меня ребенок заболел.
— И что?..
— Я сейчас приеду.
— Уж будьте так любезны… — В трубке послышались короткие гудки.
Ожидая маршрутку, Маша успела сделать звонок бабе Тоне — успокоить, подбодрить.
— Когда домой придешь? — спросила баба Тоня. — Я завтрак сготовила, ты ж там не ела ничего, в этой больнице.
— После работы. — Маша поспешила к подъезжающей маршрутке. — Я опаздываю… мне надо… Шеф звонил.
— У нее дите болеет, а она про работу думает! — послышалось в трубке. — На бюллетень иди, непутевая!
— Моя маршрутка… Я вам потом позвоню. — Маша зашвырнула телефон в сумочку.
Рядом, тонко взвизгнув тормозами, замер оранжевый бусик, приглашающе распахнулись двери. Маша сделала глубокий вдох, нырнула в его сумрачное нутро.
Серебряный смотрел в окно и хмурился. За стеклом было слякотно и мерзко. Его собственное настроение было под стать погоде. День начался «не с дуги».
Его новую свежекупленную и свежеотремонтировалную квартиру затопили соседи сверху. И в шесть утра Серебряному пришлось выяснять отношения с виновниками. Сосед, молодой еще совсем пацан, каялся и клялся все исправить в кратчайшие сроки. Только известны эти кратчайшие сроки. Придется переселяться в загородный дом, а это у черта на рогах, времени на дорогу туда и обратно будет уходить хрен знает сколько. Наверное, лучше поселиться в отеле, где-нибудь поближе к офису. Вот только Иллария Федоровна, домоправительница, расстроится. Не любит она, когда хозяин мыкается по казенным углам…
Серебряный приехал на работу раздраженный, не выспавшийся, с головной болью. Он жаждал кофе, а его секретарша посмела опоздать на работу. На часах уже половина десятого…
Скрипнула дверь. Серебряный отвернулся от окна — на пороге стояла его блудная секретарша.
— Извините… — Вид у нее был помятый и какой-то пришибленный.
Серебряный нашарил сигареты.
— Что — извините? — Он щелкнул зажигалкой, прикурил. — Мне кажется, я достаточно четко очертил круг ваших профессиональных обязанностей.
За облачком дыма ее лицо казалось размытым, нечетким, ненакрашенные губы подрагивали.
— Я уже говорила по телефону, у меня заболел ребенок…