Серебряному не спалось. Огромная гостиничная кровать казалась твердой и неудобной. Он то и дело вставал, выходил покурить. Он убеждал себя, что бессонница вызвана сменой места. Казенный номер, пусть даже и люкс, казенная еда. Где ж тут уснуть? Но в глубине души он знал — гостиничный номер здесь ни при чем. Можно подумать, он мало мотался по командировкам и никогда не спал в казенных номерах? Спал, еще как спал. Можно сказать, мертвецким сном спал.
Дело в его секретарше… в его бывшей секретарше. Вот утром он проснется — если еще удастся уснуть, — примет душ, побреется, позавтракает в ресторане, приедет в офис, а там — никого…
Кофе нет. Пепельница забита каштанами вперемешку со вчерашними окурками. Документы не разложены по степени важности в аккуратные папки, а разбросаны по всему столу. И запаха кофе с ванилью нет. И в приемной пусто…
Что на него нашло?!
Что вообще на него находит, когда дело касается его секретарши… его бывшей секретарши?.. Почему она для него как красная тряпка для быка? Ну что в этой пигалице такого… раздражающего?..
Может, ему следует завести любовницу? Почитай, три месяца совсем один. Может, это от воздержания он такой нетерпимый?..
Уже засыпая, Серебряный принял сразу два знаковых решения: завести любовницу и завтра же утром позвонить Лике. Если с пунктом первым все было более или менее понятно, то с пунктом вторым никакой ясности и в помине не было. Он так и не смог объяснить самому себе, почему нужно позвонить Лике и зачем нужно делать это непременно утром…
Разговора с Ликой не получилось.
— Серебряный, это ты? — Ее голос в телефонной трубке звучал вежливо и холодно.
— Я… Лика, я хотел поговорить…
— Знаешь, я тоже. — Все так же вежливо и холодно, без души. Значит, уже в курсе.
— Позавтракаем вместе?
— Позавтракаем.
— Я заеду за тобой в половине девятого.
— Жду. — В трубке послышались гудки отбоя.
Они сидели в ресторане. Аппетита не было ни у одного из них, ограничились кофе.
— О чем ты хотела со мной поговорить? — Серебряный закурил, посмотрел на Лику сквозь облачко дыма.
— А ты о чем?
— Я первый спросил.
— О господи! — Лика вздохнула. — Ты как ребенок.
— Все мужчины — большие дети, — усмехнулся он.
— Только вот решения вы принимаете совсем не детские.
— Ты о ней?.. О своей разлюбезной подруге?
— Да, я о Маше.
— Так я и знал. — Он затянулся так глубоко, что заболело внутри.
— Что ты знал?
— Что она первым делом побежит к тебе, жаловаться.
Что-то он не то сказал… Уже в который раз. Лика побледнела, резко отодвинулась, словно даже сидеть с ним рядом для нее было в тягость.
— Она ко мне не побежала. После того, как ты ее уволил, она побежала в детскую больницу, в реанимационное отделение. Серебряный, ты знал, что ее ребенок в реанимации?
— Не знал… — Сигаретный дым, такой необходимый, такой привычный, превращался в яд, растекался по жилам, холодил губы и кончики пальцев.
— Конечно, ты не знал…
— Она мне ничего не говорила про реанимацию.
— А ты спрашивал?! Ты вообще дал ей возможность объяснить?! Что с тобой случилось, Серебряный? Я тебя не узнаю, — Лика разочарованно покачала головой, отодвинула чашку с так и не допитым кофе. — Когда ты успел стать таким… таким… — Она не смогла подобрать нужного слова.
— Подлецом? — помог ей Серебряный.
— Не знаю. — Лика пожала плечами.
— Что я должен сделать? — спросил он. — Я ее не уволил, никаких бумаг не подписывал. Пусть работает.
— А она не хочет. Она вообще запретила мне с тобой об этом разговаривать.
Серебряный загасил сигарету, достал новую, повертел в руках, спрятал обратно.
— Что мне сделать? — повторил он.
— Сам решай. Если тебе с ней так тяжело, если вы не можете ужиться…
— К черту! — Серебряный хлопнул ладонями по столу.
Немногочисленные посетители удивленно посмотрели в их сторону.
— Это твое заявление что-то значит? — вежливо поинтересовалась Лика.
— Что-то значит, — буркнул он.
— А можно узнать, что именно?
— Узнаешь.
Она улыбнулась, погладила его по руке.
— Ты же не такой зверь, каким кажешься, Серебряный.
— Да, я не такой зверь. На самом деле я гораздо страшнее, — сказал он без тени улыбки.
Но Лика почему-то не испугалась, заулыбалась еще лучезарнее. Против воли он тоже улыбнулся.
— О чем ты хотел со мной поговорить? — спросила она.
— Теперь это уже не имеет значения.
Лика кивнула, точно поняла про него что-то очень важное.
— Как ее ребенок? — проговорил Серебряный, не глядя на собеседницу.
— Ванюшке уже намного лучше.
— Его зовут Иваном.
— Да, Машиного сына зовут Иваном. Как тебя.
Цветы принесли ближе к обеду — огромный букет белых роз. Маша повертела его и так и этак, но сопроводительной карточки не нашла.
— Это точно мне? — на всякий случай спросила она у медсестры.
— Точно вам.
— А от кого?
— Ну, вам виднее, — медсестра улыбнулась.
— Ничего мне не виднее. — Маша пристроила розы в литровую банку.
На следующий день ей принесли новый букет. На сей раз не розы, а орхидеи. Завтра придет черед лилий…