«Да я тебя, друг, в рассказ вставлю, — думал в это время В., мысленно посмеиваясь и потирая в предвкушении руки. — Ты так и просишься на бумагу... напрашиваешься на перо. Вот и будет главная польза в твоей жизни — станешь объектом литературы, сам того не зная. А не поднимай руку на классика, не трепли имя всуе!.. Ты делай свое дело, а я буду — свое! И станет польза обоим и всему человечеству.»
Писателю на человечество-то было глубоко плевать. Вернее, он интересовался мировыми проблемами, раз в неделю просматривая новости по телевизору и ковыряя спичкой в зубах после вкусного обеда. Но волновали его лишь дела маленькой частицы мирового людского океана — его семьи. Потому что главными людьми в этом человечестве были его жена и дочь. Все большое, общее Человечество представлялось ему в виде огромной плохо организованной толпы, а что такое толпа, он хорошо знал — запомнил еще с детских лет, когда в пионерском лагере «Спутник» приходилось отбиваться от стада бодрых идиотов. Почти каждый день тогда у него бывал разбит нос, и не успевал отцвести фингал под одним глазом, как загорался фонарь под другим. И уже осенью, когда он пошел во второй класс и сразу записался в секцию «самбо», в волосах его, к ужасу матери, проявилась настоящая седая прядь...
В. хотел просто, чтобы в его семье все было в порядке, и от этого, по его твердому убеждению, должно было стать лучше и всему человечеству. Это же так понятно.
Я сейчас оскорблю доктора, подумал писатель. Очень сильно. Так, чтобы надолго запомнил.
В. встал и, прервав монолог БД, проникновенно заметил:
— Да вы не переживайте так уж сильно и не обижайтесь на нас, глупых. Не стоит. Я думаю, что эту больницу рано или поздно назовут вашим именем. И табличку золотую повесят: «Здесь работал такой-то». Все будет нормально.
Затем он сел и принялся чистить свои длинные ногти.
Старик подавился коротким смешком, сделал вид, что поперхнулся куском бутерброда и старательно начал кашлять, испуганно глядя в лицо БД — как бы тот чего не заподозрил. БД устало махнул рукой. У него больше не было сил. Каждый день, каждая ночь приносили новые разочарования.
Явилась санитарка, делавшая вместе с Ниной клизму.
— Борис Дмитриевич, все готово. Будете смотреть?
БД наклонился к столу, оторвал зад от сиденья, медленно распрямился. Идти смотреть? На что? Что там может быть такого интересного? Упрятав руки в карманы, он неторопливо и осторожно, как слепой, двинулся на голос.
Старый морж быстро убежал на очередной вызов, с опаской протиснувшись в дверь мимо писателя. В. оказался в полном одиночестве. Поле битвы осталось за ним. Он чувствовал некоторое удовлетворение, но и все ту же злобу, которая не утихала в его душе. Впрочем, теперь злости, кажется, стало чуть меньше.
До него доносился голос врача: «Вот види
зеленое... Я же говорил... но ничего опасного...» Нина что-то радостно отвечала ему, и тон ее голоса стал извиняющимся. Вскоре она, держа на руках зареванную девочку, быстро вышла из смотровой.— Слава Богу! Ничего опасного!
В. кивнул. Да, слава Богу. Можно ехать.
Нина принялась одевать девочку, которая прямо на глазах засыпала и то и дело валилась набок.
— Надо бы извиниться перед ним, что ты тут ему наговорил, — тихо сказала Нина. —А он ведь помог. Хороший специалист.
— Лучше бы и не помогал... ротан мелкожаберный, — холодно сказал писатель.
Но на самом деле он был благодарен судьбе, забросившей его в эту больницу и столкнувшей именно с этими людьми, потому что теперь он знал, кто будут герои его нового рассказа.
Когда-нибудь, думал он, настанет такое время, что сказать человеку «спасибо» за любую будет неловко, потому что ему же придется ответить «пожалуйста», а это так мучительно...
БД тайно смотрел на них сквозь полуоткрытую дверь, его губы шевелились, и он никак не осознавал, что делает — молится или посылает проклятья... Потихоньку отодвинулся в сторону, чтобы зрелище чужого
—