Мужей много не бывает

Свет от уличного фонаря сюда почти не достигал, но, когда глаза мои немного попривыкли, мне все же удалось рассмотреть и тротуар, который я со спринтерским азартом только что преодолела, и торцевую стену ресторана, в котором я только что подверглась публичному унижению, и осторожно продвигающуюся в моем направлении Дарью – виновницу всех моих ночных и дневных кошмаров. Та по-кошачьи мягкими шагами ступала на высоких каблуках и время от времени тихо звала меня по имени.

– Витуля, где ты? Отзовись, пожалуйста! – почти нежно просила меня она, настороженно оглядываясь по сторонам.

«Ага, как же! – едва не фыркнула я вслух. – Хватит уже! Еще парочка подобных мизансцен – и палата с мягкими стенами мне обеспечена! Зачем я вообще сюда поехала?!»

Дашка между тем остановилась прямо против того места, где я затаилась, и с паскудной мелодичностью в голосе попросила:

– Милая моя, я знаю, что ты здесь, выбирайся. Теперь уже все позади. Тебе больше не о чем беспокоиться. Сейчас еще немного попалим в воздух, чтобы обыватель окончательно утвердился в мысли о моей преждевременной кончине. Затем появятся носилки с моим окровавленным трупом, и все. Потом еще, правда, будет скоропалительная кремация, чтобы папик не потребовал эксгумации...

– И чей же труп ты отправишь в жаровню? – подала-таки я голос, все более склоняясь к версии о невменяемости некоторых жителей этого странного города. – Мой?!

– Дуреха, – пропела она и сладкозвучно рассмеялась. – Что у нас тут, такого добра, что ли, не сыскать?

– А расследование, которое учинит твой папик после твоей смерти?! Что ты скажешь об этом? Он же, если верить его всепоглощающему чувству к тебе, все перевернет с ног на голову! Я уже не говорю о милиции! – пыталась я привести хоть какие-то контраргументы, раз уж достучаться до разума не удавалось.

– Милиция пускай тебя не беспокоит, – спокойно парировала Дашка и в нетерпении притопнула ногой. – Иди сюда немедленно!

– Пусть органы правопорядка в вашем чокнутом городе находятся в состоянии летаргической спячки, но твой папик?! Что он сделает со мной, после того как я якобы пристрелю тебя?! – продолжала я протестовать скорее по инерции, чем из каких-либо еще соображений. Видимо, безумие – штука заразная, раз я, только-только приглушив в себе желание убить эту сумасбродку, тут же пустилась с ней в препирательства относительно осуществления этого самого убийства. – Что твой папик сделает со мной?!

– В том-то все и дело, что ничего! – Дарья запрокинула голову, разметав по спине пряди роскошных волос, и с каким-то гортанным клекотом почти выкрикнула: – Он ни-че-го тебе не сделает! НИЧЕГО!!!

– Как это?

Мне все же пришлось вылезти из кустов. И не потому, что разговор, который мы были вынуждены вести практически на повышенных тонах, мог привлечь к себе чье-либо внимание, а из-за того, что с десяток острых иголок (оказалось, что это были заросли боярышника) впились мне в спину, протаранив тонкую ткань футболки. Я вылезла, отряхнулась, поправила растрепавшиеся волосы и постаралась принять позу не зависящей от обстоятельств женщины. Не скажу, что этот фокус мне удался. Имея вид, мягко говоря, непрезентабельный, я на фоне такой блестящей дамы и вовсе потерялась. Тем не менее я с завидным упорством повторила:

– Как это ничего не сделает?

Дашка все-таки зря погубила свой талант в этом захолустье. Ей бы в Голливуде цены не было. Всех бы обыграла и обошла, причем не только на съемочной площадке, но и в кулуарах.

Моему появлению она обрадовалась, словно мы не виделись с ней по меньшей мере года два. Обняла меня. Прижала к себе. Даже попыталась качнуться со мной, будто намеревалась со мной танцевать. Но я излишне твердо стояла на ногах, и ее импровизация, сопровождавшаяся капризным «уу-уу, бука», не удалась. Потом она отошла от меня на полметра, смерила оценивающим взглядом и даже прищелкнула язычком, выдавая очередной мерзкий комплимент в мой адрес:

– Витка, Витка, ну что ты за баба, право слово! Твою бы внешность да в мои руки, заблистала бы, словно изумруд.

– Итак, почему он мне ничего не сделает? – не пошла я у нее на поводу. – Потому что это успеет сделать твой черномазый ухажер?

– Тише ты! Расшумелась!..

По-моему, она впервые по-настоящему перепугалась. Заозиралась по сторонам. Язычок замелькал, облизывая губы. Пальцы рук вновь схлестнулись, замерев на уровне груди.