Он долго сидел на телеграфе, мучась над текстом в несколько слов. Телеграмма была адресована Епифанову, в комсомольский барак № 1:
«Она выезжает со мною завтра стрелковым инструктором открой запись стрелковый кружок приготовь комнату встречай грузовики надо выпутываться по-военному».
– Подписи не надо? – спросила телеграфистка.
– Не надо, поймет и так.
Грузовики шли пять суток. Первые двое суток погода благоприятствовала. Было ясно и морозно. Машины легко шли по расчищенной трассе. На остановках девушки и Гроза Морей играли в снежки. Шоферы почти не спали и не давали отдохнуть пассажирам, ведя машины до поздней ночи. На третье утро, после короткой ночевки в бараке фаланги, путешественники выглянули в окно и увидели белые вихри, слившие воедино небо и землю. От расчищенной дороги и следа не осталось, грузовики были занесены до половины. Ехать было немыслимо. Все стали развлекаться, кто как умел. Сема Альтшулер горел нетерпением – теперь, когда какая-нибудь сотня километров отделяла его от любимой, он понял, что ждать больше не может, – он должен ее увидеть, должен увидеть ее глаза и удостовериться, что любим. Стараясь утишить нетерпение, он пробовал понять беспокойство Андронникова. Лидинька играла какую-то роль в беспокойстве – это было ясно.
Сема симпатизировал Лидиньке. Он употребил все усилия, чтобы подготовить ее к высокой чести строить новый город. Но если она не то, за что выдает себя? Если Андронников не случайно оказался в командировке, а приехал специально ради нее? Почему же в таком случае он не арестовал ее на месте? А может быть, она только одна из нитей разматываемого клубка? Он рвался на помощь Андронникову и, не смея предложить свою помощь, вертелся около. Выйдя вместе с Семой поглядеть, не утихает ли вьюга, Андронников неожиданно вздохнул:
– Хорошо вам, неженатым!
Сема вскинулся:
– Хорошо? Я не знаю, почему это хорошо, товарищ Андронников, но я… видите ли, я еду жениться. Я женюсь, как только доеду.
– О! – воскликнул Андронников. – Значит, ты тоже женишься?
Тоже?.. Что он хотел сказать этим «тоже»? Уж не думает ли он жениться сам? Но ведь он как будто женат…
– Бывают ситуации, друг мой, когда самый простой выход из создавшегося положения – жениться самому, – сказал Андронников, – женить другого гораздо труднее.
Сема окончательно запутался.
За долгим чаепитием, от нечего делать, Сема рассмешил всех рассказом о том, как комсомольцы украли кирпичи. Андронников неожиданно подхватил рассказ, хотя в то время не был на стройке, и стал расхваливать Епифанова. Сема попробовал возражать – он только недавно предостерегал Лидиньку от комсомольского самоуправства, как от большого зла. Но Андронников перебил его:
– Что было, то прошло. Пустяки. У парня – чудное сердце, редкое сердце. Таких людей надо ценить и беречь!
Сема охотно присоединился к похвалам и добавил от себя, что Епифанов – бесстрашный парень и был героем еще раньше, в водолазах.
Лидинька с интересом слушала – фамилия Епифанова была ей знакома из писем Коли. Коля… может ли быть, что он уехал?.. куда?.. и надолго ли?..
На следующий день к полудню вьюга поутихла, рабочие вышли расчищать дорогу. Шоферы и пассажиры помогали им и откапывали занесенные снегом грузовики. Дина очень веселилась, разгребая снег, но скоро устала и ушла в барак. Зато Гроза Морей не чувствовала никакой усталости: так она радовалась и поездке, и пурге, и всему своему будущему, которое могло быть суровым и трудным, но уж во всяком случае не однообразным. Она весело болтала, и многие уже называли ее Татьяной Петровной и обещали навестить ее, когда они достроят дорогу и как строители с первым поездом приедут в город. Андронников тоже беседовал с ними.
На участке работала группа заключенных. Один из лишенных свободы, красивый, интеллигентный на вид человек, демонстративно держался в стороне. Андронников спросил про него: ему сказали: «Ка-эр».
Когда машины собрались трогаться, ка-эр подошел к Андронникову и спросил:
– Скажите, гражданин начальник, правду ли говорят, что в управлении стройки работает архитектор Каплан?
– Не помню точно. А вы ее знаете?
– Приходилось встречать, – он скривил тонкие красивые губы, – в прежнем моем состоянии.
– Ваша фамилия?
– Простите, я спросил из праздного любопытства. Так, от таежной скуки. Моя фамилия ни вам, ни ей ничего не скажет.
И принялся отгребать снег. Его тонкое лицо стало еще холоднее и строже.
Андронников успел до отъезда узнать, что фамилия заключенного – Левицкий. Левицкий? Андронников кое-что знал об этой истории. Сказать Кларе, что он здесь? Нет, не к чему.
Грузовики медленно тронулись в путь. Фанерная обшивка, превращавшая грузовик в ярмарочный фургон, почти не защищала от ветра и мороза. Резкий ветер пробирался под платки и тулупы. На открытых местах он бился в обшивку, казалось – вот-вот снесет ее; он поднимал и крутил снег, наваливая его на только что расчищенный путь. Машины останавливались через каждые четверть часа, застревая в снегу, и все вылезали раскидывать снег.