Мужество

– Эге, голубчик, и вы туда же? «Не будет, не будет»! А что мне, выгонять его? Выгнать проще всего. Если ты инженер, знаток – поработай прорабом, перетерпи, покажи себя… Будет мешать – голову оторву. Возьмется за ум – премируем, деньгами засыплем… И потом, что же, разве я его обидел? – с ехидцей сказал он. – Он же первый заявил – «не могу». Не можешь – не надо. Я чуткость проявил, пожалел дяденьку. Я его проучу! – прикрикнул он и засмеялся. – Барышня с нервами! «Такие темпы… Такие требования…»

Они добрались, наконец, до конторы. Все были голодны и измучены.

Но Сергей Петрович прошел в кабинет и крикнул Соню.

– Теперь выводы, – сказал он, потирая лоб рукою и прикрывая глаза. – Пиши. Приказ о лесозаводе – перемещения, канал, подвоз леса, регулирование отпуска пиломатериалов, договориться с краем о новых балиндеровских рамах…

Вошел Гранатов. Он сел в сторонке и слушал, иногда вставлял совет или просто слово одобрения.

– Вы знаете, Сергей Петрович, – сказал он, когда «выводы» по всем событиям дня были записаны, – у меня впечатление такое, будто я постигаю премудрости с азов…

Польщенный Сергей Петрович буркнул:

– Ну, чего там… Премудрости… Постигаю… Это мне Вернер не зря говорил, что ты впечатлительный… – и отвернулся, прикрикнув на Соню:

– А ты чего сидишь? Глаза уже ввалились! Обедать надо. Отдыхать. Ступай. Заморилась…

Придя домой, Соня повалилась на топчан, блаженно улыбнулась и сказала:

– Может быть, я тоже впечатлительная, Гриша… но он мне ужасно нравится!

32

Итак, все было решено.

До последней минуты Андрей еще надеялся, что найдется какой-нибудь выход, отодвигающий от него ужасное горе… Каким образом? Он не знал, но Дина так умела все устраивать и сглаживать…

Вернувшись с лесозаготовок, он быстро узнал о том, что происходило без него. Но Дина встретила Андрея взрывом радости, любви, нежности. Он был готов простить ей все за ее радость, за свет в глазах, за чудесные слова, которые она находила для него. Он попробовал спросить ее прямо об ее любовниках. Она ответила, лениво улыбаясь: «Ах, ты все преувеличиваешь!» Она отклонила объяснения: «Ну что за допрос? Тебе мало, что я тебя люблю?» Она так умела подтвердить свои слова лаской, взглядом, милой ужимкой… Он еще раз закрыл глаза, чтобы не видеть, что счастья уже нет.

Партийное собрание заставило его открыть глаза. Он понял, что закрывать глаза не имеет права, что дело уже не в нем, что легкомысленная жажда развлечений сделала Дину вредным общественным явлением. Он сидел опозоренный, смешной перед сотнями людей. «Рогоносец…» Он примчался домой, готовясь к длинному, тяжелому, решительному разговору. Он еще верил, что она поймет и ужаснется сама, когда узнает, как о ней говорят. Но Дина уже все знала. Откуда? Кто мог ей сказать?

Красивая, с искусно растрепанными волосами, она встретила его не слезами – нет! не раскаянием, не стыдом – нет! – она набросилась на него с упреками и оскорблениями. Она играла, ломая руки, презрительно кривя красивый рот:

– Трус! Трус! Смолчал! Позволил чернить любимую женщину! Испугался! Жалкий человек, без самолюбия, без чести! Не мог дать в морду этим мерзавцам! Трус! Трус! И я тебя любила!

«Что с нею? – думал Андрей. – Ведь она лжива насквозь, каждое движение, каждый звук голоса… Было это в ней и раньше или только сейчас?»

– Дина, они правы! – резко сказал он, чтобы прекратить ее игру, чтобы вызвать слезы, злость, возмущение – все равно, только бы игра заслонилась подлинным человеческим чувством.

– Они правы?! – драматически воскликнула Дина. – Так вот какое оправдание ты нашел для своей трусости!

Впечатления сегодняшнего собрания были еще слишком сильны в нем. Он не дал сбить себя с толку.

– Да! – крикнул он. – И если ты не поймешь, наконец…

– Что же тогда будет? – насмешливо спросила она. Он не нашел нужных слов. Она дерзко и насмешливо наблюдала за ним, сидя на постели и покачивая красивыми ногами.

– Тогда нам придется расстаться, Дина.

– А ты думаешь, мне некуда пойти? Ты думаешь, я буду плакать и умолять, чтобы ты меня не бросил? Таких женщин, как я, не бросают, мой дорогой!

Она была дерзка, она насмехалась, она дразнила его. Нет, нет, только не поддаваться ей.

– Об этом нечего говорить, Дина. Я всегда любил тебя гораздо сильнее, чем ты меня. Я тебе все прощал. Но больше этого не будет. Хватит!

– Хватит? Ну, хорошо же…

Она вскочила, рывком выдвинула из-под кровати чемодан и, разбрасывая вещи перед Андреем, начала укладываться. Лживая. Лживо все! Он с ужасом смотрел на красивое лживое лицо, на ее нежные, прекрасные руки, игравшие перед ним… Все, все ложь! Перед его глазами мелькали воздушные сорочки, удлиненные душистые флаконы, изящные коробочки, футляры, прелестные туфли, шарфы, расшитые платочки, безделушки… С видом оскорбленной невинности она бросала вещи в чемодан, но даже в ослеплении горя Андрей не мог не заметить, что она не забывает завернуть туфли в бумагу и складывает платья осторожно, по складкам, чтобы они не помялись…