Ко дню слушанья в суде Фил был хорошим уже три месяца подряд. Бетти рассказала об этих изменениях судье, и Фил описал свое участие в нашей программе, сказав, что он принял тот факт, что у него есть проблема, над которой он должен работать. Судья был впечатлен тем, что Фил пошел в коррекционную программу по собственной инициативе, не ожидая от суда мандата на посещение. Обвинения были сняты.
Фил и Бетти вместе спустились из зала суда… И вдруг Фил ухмыльнулся и сказал: «Ну, я думаю, хватит быть Хорошим парнем». И он сделал это. Он больше не появлялся в коррекционной группе. Со следующего дня жизнь Бетти вернулась в прежнюю колею.
Наблюдая постоянный поток клиентов нашей программы, следующих по пути Фила, мы приняли правило не позволять мужчинам приступать к программе между арестом и вынесением судебного решения. Мы не хотим быть еще одним инструментом, используемым мужчинами для манипулирования партнершами и для того, чтобы избежать законного наказания за свои действия.
Женщины часто ругают себя за то, что не стали доводить до конца дело с обвинением: «Какой же идиоткой я была. Какого черта я поверила его обещаниям! Я должна была идти до конца и дать показания. Теперь посмотрите, в какой я заднице». Остановитесь на мгновение: почему вы считаете своей виной то, что он такой убедительный, что он знает, как запутать ваш разум, что он годами собирал информацию о ваших уязвимых местах и знает, как играть на них? Вы не виноваты в его манипуляциях. В том-то и беда, что он знает, как прятаться в постоянно меняющейся тени. Если бы жестокую личность было бы легко вычислить, не было бы женщин, подвергающихся жестокости.
Если вы не можете иметь дело с системой, которая не понимает ваших потребностей, это не ваш недостаток. Помните, что ваше решение отказаться от ограничительного предписания или обвинений не означает, что вы не можете прибегнуть к правовой защите позже.
Суд вынес приговор
Мои клиенты, кажется, имеют девять жизней, когда дело заходит о том, чтобы избежать тюрьмы. Я десятки раз сотрудничал с отделом пробации, прокурорами и судьями, и мне стало ясно, что суды, увы, очень медленно избавляются от убеждения, что любой мужчина «неизбежно рано или поздно сорвется с катушек, если жена будет доводить его», что «алкоголь порождает жестокое обращение» и что «женщины часто преувеличивают из-за истеричности или мстительности». Эти предрассудки создают идеальные условия для природной способности жестокого мужчины лгать и вызывать симпатию.
Сроки за физическое насилие в отношении жен и подруг в среднем короче, чем за нападение на незнакомых женщин, хотя насилие над партнершей приводит к более серьезным травмам и чаще заканчивается смертью, чем драки между мужчинами. Суды не хотят отправлять бытовых агрессоров в тюрьму, поскольку считают их заслуживающими сострадания и еще потому, что часто принимают обвинения в адрес жертвы за обоснования мужского насилия.
Устаревшие взгляды не сдаются. Несколько лет назад после занятий с судьями ко мне подошел судья и сказал: «Хорошо, я понял насчет тех, которые избивают своих партнерш до полусмерти. Но как насчет парня, который просто толкнул ее? Я не могу предъявлять ему бытовое насилие. Что делать-то в таких случаях?» Я попытался объяснить, каким шокирующим и пугающим может быть такой мужской толчок для женщины, но его восприятие уже не работало!
Я видел судей и похуже – они, казалось, больше злились на женщин за сообщения о насилии, чем на мужчин, которые его учинили. Но я работал и с другими – уважительно выслушивавшими обе стороны и выносившими решения на основе фактов, а не предубеждений. Признавая мужчину виновным, они решительно говорили с ним о серьезности его правонарушения, отвергали его оправдания и назначали адекватные наказания. Я говорил с судьями, которые предпочитали выносить бытовым агрессорам строгие устные предупреждения