Мужик в царском доме. Записки о Григории Распутине (сборник)

Лохтина вопила: «Да неужели же? О Господи! Я никогда этого от Илиодорушки не ожидала».

Вырубова энергично говорила: «Зачем это вы так поступили? Разве о. Григорий вам мало добра сделал? А?»

Головина, перебивая Вырубову, опять кричала: «О, если бы я знала, что вы вывезете о. Григория на такие мучения, то никогда бы, ни за что я не отпустила бы его. Я на вас надеялась, а вы… Да еще здесь говорили, что Гермоген любит о. Григория и очень желает его видеть… Это как называется?..»

Я сидел и молчал, ища глазами какой-нибудь предмет подороже и поудобней, чтобы в случае нападения на меня, запустить им во всю лезшую на меня компанию… И думал: «С бабами-то я расправлюсь одним маленьким креслом. Как махну им, так и разбегутся все, но вот Пистолькорс, драгунский офицер, с сильными большими кулаками, как с ним-то справлюсь; ведь он храбрый и жестокий; он, по его собственным словам, во время революции одними своими руками повесил 85 латышей в Прибалтийском крае…»

Дальше было думать невозможно.

Пистолькорс приблизился ко мне, за ним двигалось все бабье войско, намереваясь, без сомнения, учинить надо мною самосуд. Я решил тогда, что нужно действовать, спасая свою шкуру.

Я поднялся с креслица и закричал: «Не забывайтесь! Если только прикоснетесь ко мне, то я моментально вот этими дорогими подсвечниками разобью окно и во весь голос, по-казацки, закричу: «Караул!» Понимаете? Это за тем-то меня и приглашали? Ольга Владимировна, затем? А где Григорий? И он меня приглашал…»

Я говорил это и очень волновался.

«Неприятель» испугался и начал отступать, виновато заявляя: «Да что вы думаете, мы вас бить что ли будем?!.»

Я надел шапочку и быстро пошел в переднюю. Волнуясь, я попал не в среднюю комнату, которая лежала между залом и передней, а в спальню; отворив дверь, я увидел лечение «старцем» прехорошенькой Саны.

С тяжелым предчувствием чего-то крупно-неприятного проводил я праздники…

Гермоген все праздники молился в храме Ярославского подворья. А Григорий, сидя у Вырубовой в Царском Селе, мобилизовал все свои силы: царя, царицу, Вырубову, Макарова, Коковцева, Саблера и Даманского, предварительно поставивши последнего на пост товарища обер-прокурора Св. Синода.

Чтобы скрыть свое пребывание в столице, Григорий заказал своим сотрудникам напечатать в газетах, что, дескать, он, Григорий Новых, уехал на родину.

Газетчики, конечно, это охотно исполнили.

К этой мере скрывать себя в столице Распутин прибегал несколько раз и раньше этого случая и после него.

Чтобы успокоить Николая и Александру насчет того, что вне дворца все обстоит благополучно и «дерзкая выходка» против «старца» Гермогена и Илиодора не имеет ровно никакого значения, Распутин вызывал во дворец уже известного читателю «суслика» – епископа Варнаву. Варнава успокоил царей; он им говорил: «Не беспокойтесь! Мы постоим за великого раба Божия, Григория».

Цари, понукаемые Григорием, решились вовсю расправиться со «злодеями», посягнувшими на жизнь праведника и подвижника. Расправа началась на Святках, когда в Синоде был только один епископ Никон. Приступили к Гермогену…

8 января 1912 года, вечером, я, ездя по Царицыну с крещенскою водою, получил от Гермогена из Петербурга такую телеграмму: «Милый и драгоценный друг мой, отец Илиодор! Враги разрушают все наши дела. Меня удалили из Синода. Вам запрещают разрешенные уже типографию, газету и журнал. Вовсю работают два семенящие старца (Саблер и Даманский) и не зарезанный, виденный вами во сне филин пакостный. Скорей езжайте сюда. Будем бороться с общим врагом. Помогите мне. Любящий епископ Гермоген».

На другой день я собрал народ и отслужил путешественный молебен.

Народ, предчувствуя недоброе, горько плакал и даже не хотел отпускать меня в Петербург…

12 января утром я приехал в Петербург.

Только что поздоровался с Гермогеном, как он начал рассказывать: «Вот уволили меня из Синода. 3 января приходит ко мне Саблер и врет: «Вас, владыка, Синод уволил в епархию, там у вас много дел». – «Какой Синод? – спрашиваю я. – Ведь в Петербурге только один член Синода – епископ Никон!» Говорит: «Ну, да ничего. Государь уже утвердил мой доклад. Теперь вам остается только с миром ехать. Поезжайте, а меня благословите, владыка!» Я на него как крикну: какой я вам владыка! Ваш владыка – Гришка Распутин! Вон с моих глаз. Да к нему. Он от меня задом, испугался. Я на него наступаю, кричу: «Вон!» А он еле-еле успел схватить свою шубу и шапку. Уже на лестнице надевал их. Вот как я его пробрал!»

– Начало положено вполне правильное, ваше преосвященство. Так и дальше нужно действовать.

Не успели мы с Гермогеном поговорить о делах как следует, как являются Митя блаженненький и писатель Родионов.

Митя, поздоровавшись со мною, начал докладывать: «Тебя, батюшка, царица хотела за Гришку сейчас же расстричь и с волчьим билетом пустить. Да государь не захотел устраивать соблазнительный скандал».

– Да откуда ты все это знаешь?

– Орлов и Путятин несколько раз уже об этом мне говорили.

– Ну-ка, пусть попробует расстричь? Это за что же? За Распутина, за дьявола. О, я пойду против царя!