- Я свое все заплатил. Больше мне платить нечем.
- А ты, Иван Никитич?
Тот горестно вздохнул и потер лысину:
- Эх, Федот Иванович, Федот Иванович! Ты, брат, человек опытный и с понятием. Ну неужто не видишь, что они только и ждут, чтобы мы заупрямились? Тут нас и ахнут, как быка по лбу. Как вон с Лопатиным поступили, так и с нами будет. Надо платить.
- А ты что отмалчиваешься, Андрей Иванович? - спросил Клюев Бородина.
- Иван Никитич прав. Ва-банк теперь не играют. Не такое время. Заупрямишься - и сразу пойдешь в расход. Иные прыткие из начальства только этого и ждут. Он, мол, несговорчивый. Зачем же самому напрашиваться на конфискацию? Зачем облегчать им работу?
- Постой! Но ведь ты сам не внес сто пятьдесят пудов сена?!
- Я действовал окольным путем. Руку позолотил. Тройку гусей отдал. У меня приняли. А ты и говорить ни с кем не хочешь.
- Не с кем говорить. Да об чем? Отдать семьсот рублей - значит, свести со двора обеих лошадей и корову. Больше продать нечего. А что мне делать без скотины? Как Томилину, по дворам итить? Нет уж, своими руками хозяйство рушить не стану. Пусть берут, что хотят. - Он поднял стопку. Эх, двум смертям не бывать, одной не миновать. Поехали!
Уже по-темному вернувшись домой, Андрей Иванович застал у себя Ванятку Бородина, тот сидел на деревянной приступке запечника и покручивал свои пышные цыганские усы, а за столом - целая орава белоголовых ребятишек. Кроме четверых своих сидело еще три Мишиных девочки, и деревянными ложками все дружно хлебали жидкую молочную кашу - разварку. Андрей Иванович с недоумением глядел то на ребят, то на жену, сидевшую поодаль от стола на табуретке, то на лукаво ухмылявшегося Ванятку.
- Папаня, мы на ту сторону пруда переезжаем, - похвасталась из-за стола Елька. - Как все съедим, так и переедем, маманя говорит.
- Дак чего, с прибылью, значит? - сказал Ванятка, здороваясь с хозяином.
- Откуда бог послал? - спросил Андрей Иванович Надежду, кивая на ребятишек.
- Вон, Иван привел.
- А Соня где?
- А черт ее знает...
- Заболела, что ли?
- Ага... той самой болезнью, которую лечат чересседельником по толстой заднице, прости господи, - ответила Надежда.
- Наша мамка с дяденькой Павлом ушла, - сказала от стола шестилетняя Маруська, старшая.
- Куда ушла? - еще не понимая, спрашивал Андрей Иванович.
- На собранию, - опять ответила Маруська и хвастливо добавила: - А дяденька Павел принесет нам конфе-эт. Если мы будем сидеть тихо и не орать.
- Какое собрание? Какой Павел? - начиная терять терпение, раздраженно спрашивал Андрей Иванович.
- Твой друг, Кречев, - сказала Надежда. - Увел ее, суку... туда, где черти собираются на шабаш.
- Постой, постой... Кречев увел Соню? - бледнея от скверной догадки и как бы не веря еще тому, что случилось, спросил Андрей Иванович.
- Господи! Вот пихтель-то... - хлопнула себя по коленям Надежда. - Да все село об этом языком треплет, а до тебя все еще никак не доходит.
- Гадина! Подлюка! Убить ее мало! - взорвался Андрей Иванович и, сжав кулаки, скрипя зубами, бросился в горницу.
- Дошло наконец, - сказала Надежда и, обращаясь к Ванятке: - Погоди малость, не ходи к нему, счас он отойдет... Не то с ним толковать теперь, что с цепным кобелем.
Из горницы послышался грохот передвигаемых табуреток.
- Ну, за табуретки взялся, - пояснила Надежда, прислушиваясь, и вдруг зычно крикнула через дверь: - Ты смотри, комод не опрокинь, Саранпал! Или я тебе покажу гром среди ясного неба. Ступай, ступай! - заторопила она Ванятку. - Расскажи ему, всю картину распиши - не то он и в самом деле как бы чего не поломал.
Ванятка застал сердитого хозяина, рыскающего по горнице, как тигра в клетке.
- Гадина! Сука! Всю нашу родню опозорила! А Пашка-то, Пашка! Вот подлец! Я ли его не поил? Его ль не привечали всей семьей. А он, как вор. Хуже Ваньки Жадова. Где они? Скажи, где?
- Да погоди ты кипятиться. Все узнаешь в свое время.
- К черту это время! Не хочу ждать. Говори сейчас же, ну! - подступал Андрей Иванович к Ванятке.
- Откуда я знаю? Кабы знал, к тебе бы не привел детей, голова два уха. Ты сядь. Чего кипятишься, как паровоз? Что ты, в самом деле, иль дите малое, иль не замечал, как увивался вокруг тебя Кречев! Все к Марии норовил подмулиться, так, видно, по зубам получил. А Соня податливей оказалась. Вот он и подлагунился.
- Ах, стерва! Ах, сука! - Андрей Иванович достал кисет и трясущимися руками, рассыпая махорку, стал скручивать цигарку. - Опозорила всех нас.
- Да что она тебе, жена или дочь?
- Какая разница! Семья-то одна. Сам, головастый, в Юзовку укатил, а на меня свалил все. Я ж ей и дров вожу, и картошку... Дом вон строю. Она ж рядом, рука об руку. И такое выделывает? А что, ежели забрюхатеет? На меня ж пальцем указывать начнут. Ведь целыми днями со мной крутится, в пустом доме. А-а! - и головой замотал.
- Да ты садись! Что мы, как на большой дороге встретились, - уговаривал его Ванятка. - Давай сядем - и я тебе все расскажу.
Сели на диванчик, закурили.
- Я, грешным делом, думал, что ты с умыслом не замечаешь. Или отношений портить не хочешь. Все ж таки он председатель.