Мужики и бабы

- Дык чаво завтрева ждать? Давай счас начнем! - крикнул из первого ряда от террасы старик в ветхом зипунишке и в древней войлочной шляпе пирожком.

- Верно, товарищ! - сказал Ашихмин, перегибаясь к нему через балюстраду. - Вполне понимаю ваше нетерпение. Желающие могут сегодня же сводить лошадей и нести семена.

- Я ж те говорю, я счас желаю! - крикнул опять старик.

- А вот заканчиваем митинг и - пожалуйста, - ответил Ашихмин, улыбаясь.

- Вот и спускайся сюда! Раз мы все равны и все у нас таперика общее, сымай с себя кожанку и давай ее мне. А я тебе свой зипун отдам. - Старик проворно снял с себя зипун и протянул его Ашихмину. - На, возьми и носи на здоровье! А я в твоей кожанке пойду... Мы ж таперика в одном строю... к общей цели, значит...

Последние слова Кадыков не расслышал - все потонуло в гоготе и реве. Над морем заволновавшихся голов висел поднятый зипун, держала его сухая старческая рука; рукав посконной рубахи спал, оголяя ее до самого плеча.

Ашихмин переждал первые взрывы хохота и сказал ласковым голосом:

- Ты, папаша, перепутал божий дар с яичницей. То частная собственность, а то личная. Разница колоссальная. Большевики личную собственность признают и уважают. Так вот, кожаный пиджак, тот, что на мне, - он ткнул себя в грудь, - это есть личная собственность. Понял?

- Ага! Значит, что на тебе, то твое, личное. Это не тронь. А что у меня на дворе, то - безличное, то отдай! Так выходит?

- А то чаво ж? У них одна задача - замануть и обчистить.

- Не верьтя им, мужуки! Не ве-ерьтя!

- Ванька, бей! Бей, Ванька!

Толпа заколыхалась, задвигалась, как живое темное чудище, выплывая пузиной на верандное крыльцо.

- Стоять! - крикнул Кулек и сошел с верхней ступеньки крыльца, придерживаясь за кобуру.

Во тьме у подворья затрещал плетень, и Кадыков увидел, как от плетня с кольями наперевес кинулись в толпу трое мужиков.

- Товарищи, митинг окончен! - сказал сверху Возвышаев. - Прошу расходиться по домам.

- Что, али крыть нечем? - крикнули из толпы.

- Тады спускайтесь сюда! Пошшупаем, что на вас за коленкор!

- Подскажите, игде одежку брали? Мы тож туды сходим. Таперика мы бра-атья...

- Товарищи, митинг окончен. Прошу расходиться по домам.

- Ванька, бей!

- Товарищи!..

- Пес тебе товарищ...

- Бей, Ванька!

Кто-то дурашливо, раздирающим голосом замяукал по-кошачьи, и в ту же секунду здоровенный кол, пущенный из толпы, с треском выбил три балясины и загрохотал по полу террасы. Вся многочисленная толпа начальников хлынула к стенке, как стадо овец от удара кнута. Кулек вырвал наган из кобуры, взвел курок и, направляя в толпу, крикнул:

- Пре-екра-атить! Всех пересажаю!..

Озимое быстро подошел к нему, взял его за локоть и приказал:

- Спрячь оружие! - Потом спустился вниз, в толпу. - Ну, где Ванька? Бей! - сказал он.

Передние попятились от него, и толпа стала разваливаться на две половинки, словно кто-то невидимый расшвыривал всех направо и налево. Озимов шел по этому людскому коридору, заложив руки за спину, - там, в конце этого прохода, стоял детина в расстегнутом полушубке, в заломанной на затылок шапке и держал в замахе кол.

- Ну, что же ты стоишь? Бей! - подходил к нему Озимов.

Все замерли - и там, наверху, и в толпе; слышно было, как сухо и отрывисто скрипел снег под сапогами Озимова.

- Бей же!

Порень попятился и закричал диким голосом:

- Сатана!

Потом кинул кол и бросился бежать...

Через несколько минут на почте, в оживленном, взбудораженном говоре, перебивая друг друга, как это бывает с людьми, пережившими опасность, все пытались враз высказать Озимову и свое восхищение, и благодарность, и признательность.

- Если бы не ваш психологический этюд, то все могло бы кончиться крупной потасовкой, - говорил Ашихмин, потными, холодными пальцами пожимая запястье Озимову. - Вы просто герой...

- Да ничего особенного, - кривился Озимов, отнимая руки; ему было неприятно это липкое прикосновение холодных пальцев.

- Как - ничего особенного? - грохотал Радимов. - Ты же митинг спас! Кабы не ты, стрельбу открыли бы. И что потом? Войска вызывать?

- Войска и так вызывать надо, - сказал Возвышаев. - Здесь непокорство глубоко пустило корни. Надо многих злодеев вырвать из этой среды, и чем быстрее, тем лучше. Одним нам не справиться.

- Мы обязаны успокоить народ, разрядить обстановку. А потом взять виновных, - сказал Озимов.

- Куда ты поспешаешь? - таращил глаза на Возвышаева Ашихмин. - Вызвать войска - значит расписаться в своем бессилии. И мало того, это значит скомпрометировать всю идею сплошной коллективизации. Ты думаешь, нас погладят за это по головке? Да окружной штаб под суд нас всех отдаст. И правильно сделает. А! Как вам это нравится?

- И я думаю - сами справимся, - согласился Озимов. - Только надо изменить порядок работы: выступать на митинге не одним нашим, но и крестьян привлекать.

- Дак мы предлагали: выделяйте ораторов, мы их проверим - и пожалуйста. Только заранее, чтобы мы знали, с кем дело имеем, - сказал Чубуков. - Дак не хотят.

- Не заранее, а прямо из толпы брать надо. Все претензии пусть на людях выкладывают. И тут же решать будем. Вот как надо, - сказал Озимов.