Мужики и бабы

- Это я к примеру. Андрей Иванович вон даже книжки немецкие читает, кивнул Возвышаев на этажерку, где в самом деле рядом с Евангелием, Уголовным кодексом РСФСР, толстым томом Бауэра, пухлым справочником по сельскому хозяйству да комплектом журнала "Сам себе агроном" стоял старый немецкий календарь и наставление по скотоводству.

- Пустяки! В плену полтора года пробыл, вот и языку научился, - Андрей Иванович только покручивает усы да посмеивается.

- Вот именно - пустяки! - Возвышаев выкинул указательный палец. - Да разве не мог бы Андрей Иванович накупить коров, завести сепаратор и устроить молзавод у себя на дому?

- У него голова не так затесана, - сказала Надежда Васильевна.

- А я говорю - мог бы, да не хочет. Потому что не в том смысл жизни.

- А в чем он? - спросила Мария, озорно поглядывая на Возвышаева.

- Строить всеобщее счастье.

- А как насчет личного?

- Если эта личность не стоит поперек пути всеобщего движения, то она имеет право на счастье.

- А что это за право? Вроде удостоверения? За чьей подписью?

Мария дурачилась, как школьница, весело поглядывала по сторонам, точно приглашая посмеяться за компанию, а Возвышаев краснел, отдувался и терпеливо пояснял:

- Не подумайте, Мария Васильевна, что люди, связанные служебным положением, не хотят строить личного счастья...

"Батюшки мои! - сообразил вдруг Кадыков. - Да ведь этот бирюк ухажера изображает... и Бородина хвалит, и насмешки терпит, и краснеет... Кабы на меня не кинулся с досады".

Кадыков отодвинул выпитую чашку и сказал:

- Спасибо за угощение! Я побегу - нет времени.

- Да сидите! Куда торопиться на ночь глядя? - донеслось со всех сторон.

- Нет, нет, спасибо! - Кадыков встал. - Андрей Иванович, на минутку можно тебя?

- Пожалуйста!

Они вышли в летнюю избу, прикрыв за собою дверь.

- Дело в том, что мне поручено вести дело по вашей краже. Есть ли у тебя какие-нибудь подозрения?

Андрей Иванович, теребя ус, склонил голову.

- Пожалуй, нет, - сказал он после некоторого раздумья.

- Хорошо. Тебе Демины из Больших Бочагов кем доводятся?

- Да седьмая вода на киселе... Дальние родственники по жене.

- А ты слыхал, что у них амбар обокрали?

- Слыхал. Был у меня позавчера Федот Демин.

- Случайно?

- Нет... Говорил о краже...

- Зачем же приезжал? Просто поговорить?

- Не просто... Подозрение у них имеется на родственника, на Василия Демина. А я у него был как раз на той неделе. Он в Агишеве работает, уполномоченным в селькове.

- Значит, посоветоваться приезжал Федот Демин? И что ж ты ему сказал?

- Сказал, что не думаю на Василия Демина.

- Почему?

- Улика повторилась... Как-то странно. Лет десять назад Вася обокрал у Демина амбар и потерял свою рукавицу, а может, и подкинул, кто его знает. И теперь вот в амбаре нашли тюбетейку жены Васиной.

- Где эта тюбетейка?

- У Федота Демина.

- Ну, спасибо! - Кадыков тиснул руку Бородину и двинулся к дверям.

- Если чего нащупаешь насчет моей кобылы, скажи! - крикнул Андрей Иванович вдогонку.

- Непременно! - ответил Кадыков.

Кадыков поехал в Большие Бочаги верхом на милицейской лошади не верхней дорогой через сухое Брюхатово поле, а в объезд, низиной, через Пантюхино, мимо Святого болота на Мучинский дубовый лес, чтобы въехать в Большие Бочаги со стороны Прудков, от реки. Ему хотелось как бы окружить село, еще раз взглянуть на все торные и заглохшие дороги, на луговые, безлюдные пространства, попытаться прикинуть, определить - по каким распадкам да буеракам вернее всего, незаметнее уходить от людского дозора мимолетной воровской ватаге. Была у него еще задача - заехать в Пантюхино, оглядеть забитый родительский дом, подворье с амбаром - все ли на месте? Не растаскивают ли дотошные соседушки шелуги с повети или приметины с соломенной защитки. А то, гляди, и до тесовой амбарной крыши доберутся. Многие не любят обходить мимо заброшенной постройки. У кого плохо лежит, а у нас брюхо болит.

От Тиханова до Пантюхина идут три дороги; одна торная, столбовая, чуть прихватывает дальний песчаный конец села и у самой околицы сворачивает в луга, минуя Тимофеевку, а там бежит вдоль сумрачного ольховского леса к далекому Богоявленскому перевозу; вторая дорога идет низом вдоль каменистой речки Пасмурки, как бы в обхват Пантюхина с другого "грязевого" конца, а третья виляет по овсам да оржам прямо на церковь, - она самая короткая - версты полторы всего, но по ней снуют пешие да верховые, на телеге ж редко кто ездит, разве что пьяный базарник, нализавшись в трактире, встанет во весь рост на наклестки; натянет вожжи и пойдет чесать напропалую, баб да девок пугать: "Разойдись, кому жизнь дорога!" Перед самой церковью глубоченный овраг, где оставила поломанные колеса не одна забубенная отчаянная башка.