Мужицкая обитель

Второй период истории Валаама, с 960 до 1715 года, полон превратностей, разорений, истреблений. Монастырь то оказывался в развалинах, то возникал вновь в еще пущем блеске. Прежде всего, в XI веке его разорили шведы и повторяли потом это занятие с настойчивостью и злобой неимоверной. В 1578 году они, напав на обитель, прирезали 18 достоблаженных старцев и 16 послушников, "тщась о распостранении ереси люторовой"[25]. В 1581 году на острове был мор, истребивший и старцев и послушников, а что осталось от мора, то опять попало в лапы к шведам, которые в третий уже раз сожгли обитель. Иноки разбежались по лесам и на версе[26] гор, среди пустыни, поставили свои малые келейки. В 1595 году, перед самым миром, монастырь вновь был разорен шведами. В том же году был заключен мир, и России возвращена вся ее древняя новгородская собственность. Великий князь Феодор Иоаннович возобновил обитель.

— В других монастырях иноки во время нападений защищались. В Соловках, например, в Святых Горах.

— А у нас нет. Потому мы прельщаем кротостию и уловляем смирением. Меча валаамские иноки не обнажали и крови не проливали… Не подобает! Наши латы — вот, — взял он себя за рясу. — Оне ото всего свободят!

— Однако, как шведы-то были… Коли бы вооружились, менее бы вас погибло!

— Эта погибель во спасение. Другие монастыри-то падают и разрушаются, а мы молитвами убиенных и доселе красуемся. Вот вы и рассуждайте, что выгоднее: вооружиться либо голову под нож… Дело, за которое кровь пролилась, — дело прочное. Не оживет, аще не умрет! Глубокие ростки пускает оно, и нескоро их вырвешь вон. Дурная трава ничем не полита, ни кровью, ни потом. Оттого она год и живет!

В царствование Иоанна Грозного иноческая жизнь так развилась на Валааме, что избыток монашествующих перешел на матёрой берег[27], и в одном только пункте, где ныне стоит Сердоболь, основалось двенадцать скитов. Рай инокам был на Ладоге: все вокруг принадлежало им, так что в XV и XVI столетиях Валаам называли уже не иначе как честною и великою лаврою. Вся корела, даже и кексгольмская, была православной. В духовном отношении монашество более соответствовало своему идеалу, чем ныне. Богатства обители росли. К ней были приписаны деревни, подворья, соляные варницы.

— Да, тогда обитель была воинствующей и торжествующей! — вздохнул монах, беседовавший со мною.

— А теперь?

— И ныне хорошо, и ныне дом Божий не оскудевает.