Мужицкий год

П. И. ЯКУШКИНА МУЖИЦКІЙ ГОДЪ

Степными губерніями, какъ извстно, называютъ губерніи: воронежскую, курскую, тамбовскую, тульскую и орловскую; послднія дв не совсмъ степная, потому что въ тульской губерніи лсовъ иного, только къ Новосилю ихъ мало, а въ орловской губерніи почти цлые узды: брянскій, трубчевскій, свскій, да больше чмъ на половину карачевскій, дмитровскій, — сплошь покрыты лсами, и эти-то мста, а съ ними и сосднія, также лсистыя, и называются Полсьемъ. Въ Полсь земля плохая, одинъ песокъ; а по степи черноземъ, да такой черноземъ, что часто толще аршина слой этого чернозема. Казалось бы, что въ степи и жить лучше, и мужикъ противъ полхи богаче; а на дл выходитъ не то: полха — тотъ кто живетъ въ лсу — не въ примръ богаче того, кто живетъ на самомъ лучшемъ чернозем. А если еще прибавимъ, что степняку приходится и работа трудне, то поневол приходитъ въ голову: отчего же это — одинъ живетъ на лучшей земл, другой на худшей; одинъ работаетъ больше, другой меньше; а первому жить хуже другаго?

Посмотримъ, какъ живетъ мужикъ въ самой степи, въ хлбородномъ мст. Всю степную полосу можно раздлить еще на дв полосы: въ южной полос сютъ коноплю, овесъ, гречу, рожь и пшеницу; пшеницы даже больше, чмъ ржи, а въ сверной — вс эти хлба, исключая пшеницы, которой почти не сютъ — не родятся; а какъ пшеница самый дорогой хлбъ, а на обработку ея идетъ столько же труда, какъ и на обработку ржи, то это длаетъ большую разницу въ барышахъ мужика, положимъ, курскаго, и мужика тульскаго, хоть у послдняго конопли и больше, чмъ у перваго, да все-таки она не такъ выгодна, какъ пшеница: за коноплей хлопотъ больше, да и удобренія требуетъ больше. Такъ посмотримъ, какъ живетъ народъ въ сверной — ржаной части, въ которой, вроятно, и пословица сложилась: матушка рожь всхъ дураковъ кормимъ, а пшеница по выбору.

* * *

Если какой нибудь господинъ изъздитъ на почтовыхъ лошадяхъ, по шоссейной дорог, Россію, то и тогда не замтитъ никакой разницы между одною мстностью и другою: таже прямая дорога, тже станціи, тже ямщики, смотрители; хать на долгихъ, да по большой дорог, тоже мало замтнаго; тже дворники зазываютъ прозжихъ съ овсомъ въ рук, тже постоялые дворы съ большими навсами по всему двору. Прохавъ отъ Москвы прямо къ югу верстъ триста, свернемъ въ сторону, хоть вправо, хоть влво — это все равно; хать далеко отъ большой дороги — не надо. Отъзжайте отъ большой дороги версты дв-три, и довольно: здсь нтъ уже того однообразія, какое встрчается на станціяхъ и на постоялыхъ дворахъ. Но если вы свернете на проселокъ — увидите большое различіе въ жизни мужиковъ, живущихъ въ очень близкихъ мстностяхъ.

Свернете вы въ сторону на проселокъ, прохавъ версты 2–3, нападете на какую нибудь деревушку; въ ней десятокъ, другой черныхъ избенокъ, объ одномъ, двухъ окошкахъ; избенки вс не очень весело смотрятъ: которая еще стоитъ, а которая и совсмъ на боку… Деревушка эта стоитъ на какомъ нибудь пригорочк, который только въ этой степи называютъ горой; въ другомъ мст его бы и не замтили. Подъ пригорочкомъ стоитъ прудъ, съ грязными берегами; этотъ прудъ и запружонъ вчастую только для водопоя: надо же скотину напоить; запрудишь, гнилой ручей пересохнетъ, все лто безъ воды, а безъ воды жить нельзя; стало быть, не мудрено, что берега грязны: скотина разбила. Случается, что прудъ пригожается еще: иногда можно и мельницу поставить; хоть объ одномъ камушк, а все-таки мельница. Бываютъ мельницы и большія, да т мельницы не мужицкія: либо барскія, либо купеческія; а если он и общественныя — толку отъ нихъ тоже мало; мельницы эти отдаютъ въ наемъ купцамъ или кому другому; тому отъ мельницы и барышъ, а міру отъ нея мало что перепадетъ. Въ нашей же деревушк прудъ безъ мельницы, прудъ мутный; вода въ этомъ пруд до того мутна, что и пить ту воду человку нельзя; горю этому мужики однако помогли: нарыли колодцевъ, стали воду доставать бадейками. Кто просто опуститъ бадью изъ рукъ на веревочк, а глубокъ колодезь — придлали журавля; а еще глубже или на журавль, слеги не хватило, то кое-какое колесо, а чаще простой валикъ, — тмъ колесомъ и достаютъ воду. Зимой такую деревушку, всю и съ прудомъ, до того заносить снгомъ, что и не видно, гд избы стоятъ, гд прудъ; да до того заноситъ, что и воротъ отворить нельзя; такъ скотъ и на водопой не гоняютъ, а то, если можно, черезъ крыши переходятъ.

Възжаемъ мы въ эту деревню на восход солнышка раннею весной: въ оврагахъ снговая вода бжитъ, прудъ надувается; но снгъ еще не сошелъ, только на пригрев высохло. На сухомъ-то мст въ конц деревня собрались крестьянскія двушки, вс разряженныя: съ чистыми полотенцами на голов, съ лентами въ кос, въ блыхъ льняныхъ рубашкахъ, въ нарядныхъ поневахъ, вс обутыя, — правда, что обуты которыя и въ лапти, а то есть которыя и въ коты. Подъзжаете ближе и слышите — двки псни поютъ:

Весна красна
На чемъ пришла,
На чемъ пришла,
Пришла, пріхала?
— «На кобыл вороной —
Съ сохою, съ бороной»!