Мужская тетрадь

А теперь хотелось бы сообщить моему доверчивому читателю, что все описанные мною типы редко встречаются в чистом виде. Главной фигурой в мире «воображаемых любовников» является не Падший ангел, Рыцарь или Князь… а Любовник как он есть, Любовный любовник. Милый друг, Красавец-мужчина, Дон Жуан, с чарующим блеском в глазах и грацией священного животного. Бог-зверь запускает когти уже в самые темные глубины «женского коллективного бессознательного», туда, где божественное неотличимо от животного, а жертва священному зверю обеспечивает жизнь рода.

Любовник как он есть, Бог-зверь, сам по себе несколько отпугивает в цивилизованное время, потому он, хитрая тварь, всегда мимикрирует и всегда окрашен в «оттеночные тона» – скажем, Рыцаря или Падшего ангела. Ален Делон – яркий пример священного животного, Любовного любовника, подкрашенного в оттеночек Падшего ангела; Жан-Поль Бельмондо же окрашен чуть-чуть в Рыцаря и вдобавок очеловечен аппетитной добавкой юмора. Ален Делон честно отпахал на ниве русского воображения не один десяток лет (кроме фильма «Рокко и его братья» – там он был необманно божествен), прежде чем появился Микки Рурк, созданный точно по его формуле. Ни в Делоне, ни в Рурке нет памяти о горних высотах, нет небесного происхождения, нет великих неприкаянных сил в душе – только порочная, обманная, двусмысленная улыбочка, несколько отвлекающая от их звериной сути.

Конечно, вы понимаете, что судьба гипотетических российских Любовных любовников в советском кино шестидесятых-восьмидесятых годов была тернистой. Приходилось действовать в основном намеками. С одной стороны, это возбуждает, как узенькая пяточка Донны Анны, что распалила воображение Дон Гуана. С другой стороны – «и кто его знает, на что намекает»? Например, у Николая Караченцова в молодые годы, особенно в театральных работах, чувствовались все задатки Любовного любовника с оттенком Рыцаря. Впоследствии в его творчестве соединились виртуозная комическая игра с вариациями рыцарского благородства. Две его недавние работы – в «Петербургских тайнах» и в «Удачи вам, господа!» – два занятных характера, представляющих Рыцаря в комически сниженном виде. Прекрасные работы; однако для выбранной нами темы Караченцов сделался не нужен. Олег Янковский годился на что угодно. В фильме «Полеты во сне и наяву» убедительно показано, во что превращает советская действительность Любовных любовников, Князей, Падших ангелов – в ничто. Красавца-мужчину, способного свести с ума всю нацию, всю картину шпыняли и поносили, как последнюю собаку. Общественность не желала признавать за ним никакого «естественного права» и слушать вздор про боль в опаленных крыльях. Все-таки образ Янковского в целом, не расчлененный на отдельные роли, остался смутно-волнующим. Да, он бы мог! Гардемарин Дмитрий Харатьян, сыгравший в фильме «Мордашка», где его тоже долго развенчивали и ругали за хорошенькую мордашку и очень умеренный аморализм, действителен для узкой возрастной категории, для которой Бог-зверь не актуален. Два исключительных Любовных любовника – Василий Лановой и Олег Стриженов – не сделали и десятой доли возможного… О, русские женщины! Как вас обокрали! Но вот в последнее время появилось несколько новых симпатичных молодых актеров, исполнивших роли героев-любовников в разных картинах и потому небезынтересных для нашей темы. Учтем, что сыграть, даже блистательно сыграть, в любовной истории – не значит сделаться «воображаемым любовником» нации. Тем более сейчас, когда наше кино так позорно далеко от народа. Обсуждению подлежат лишь определенные возможности артистов. Кстати сказать, в участи «воображаемого любовника» не много завидного, это – рок, так что, если мы сейчас кого и «забракуем», не беда: быть просто хорошим актером гораздо полезнее как для личного духовного здоровья, так и для развития отечественной культуры. И народу можно ведь пригодиться не только в образе «любовника», есть и другие популярные амплуа.

В Евгении Миронове («Любовь» Валерия Тодоровского, «Анкор, еще анкор» Петра Тодоровского, «Лимита» Дениса Евстигнеева) есть все признаки сильной актерской личности, подвижной, пластичной, наблюдательной. Изображая заурядных молодых людей, он разукрашивает немудреную основу их простодушных характеров всяческими узорами собственной богатой натуры. Но то, что жена бравого полковника из «Анкора» изменила мужу (а Валентин Гафт в этой роли, несмотря на густой советский колорит, почти убедительно соединил черты Князя и Рыцаря) с героем Миронова, объяснимо одною лишь молодостью его. В образе Миронова соблазн не подстерегает «коллективное женское бессознательное».