Вечером в начале одиннадцатого Анна начала одеваться. У нее дрожали руки, и Парыгин видел, что она волнуется и боится.
– Анюта, ничего не бойся, я буду рядом, – успокаивал он девушку, но сам с трудом справлялся с невероятным напряжением, охватившим его.
– Ты не сможешь быть рядом, Петр Михайлович сказал, что сверху все просматривается. Если я буду не одна, он не отдаст деньги.
«Ей он их и так не отдаст, – подумал Парыгин. – Главное, чтобы он принес деньги, а уж отобрать их я сумею».
– Ну, мы-то с тобой не глупее уважаемого Петра Михайловича, мы специально приедем пораньше и осмотримся на месте. Я поднимусь на площадку и сам определю, какие места просматриваются, а какие – нет. Ты же понимаешь, Анечка, он исходит из того, что ты там никогда раньше не была, поэтому сама не знаешь местности. Он блефует, уверяю тебя. Полный обзор бывает только с вышки, стоящей в чистом поле, а в условиях городской застройки это практически невозможно.
Она немного успокоилась, подошла к окну, посмотрела задумчиво на соседние дома и примыкающие улицы. Евгений понял, что она проверяет его слова.
– Да, пожалуй, ты прав. Пошли, Женя, я готова. Только поцелуй меня на дорожку.
Он поцеловал ее крепко и нежно и снова подумал, что это, наверное, их последний поцелуй.
До Северного Бутова ехали на машине, поймали частника. Всю дорогу они сидели на заднем сиденье, взявшись за руки и не обменявшись ни словом. Примерно за квартал до нужного места отпустили машину и дальше пошли пешком.
– А вдруг он тоже приехал раньше и теперь за нами наблюдает? – забеспокоилась Анна.
– Откуда у него столько времени? Ему же деньги нужно собрать. Ты думаешь, это так просто – собрать сорок тысяч долларов?
– Не знаю, – тихонько вздохнула она. – Для меня и одна тысяча – проблема, я ее по знакомым неделю собирала бы.
– Ну вот видишь. Еще прождем его не меньше часа после назначенного времени, вот посмотришь.
Они свернули за угол и сразу увидели строящееся здание. Справа и слева от него стояли уже законченные дома, причем в одном из них даже некоторые окна горели, а во втором все окна были темными, видно, дом еще не сдан и жильцы не заселяются. Район был совсем необжитым, фонарей вдоль дороги нет, темень – хоть глаз коли. Блефует дражайший Петр Михайлович, на испуг берет шантажистку, в таких условиях с высоты восьмого этажа хрен что увидишь, можно и не проверять. Расчет был на то, что дамочка не знает про отсутствие освещения, поэтому поверит ему и побоится брать с собой кого-нибудь еще.
– Иди, Анюта, – Парыгин легонько подтолкнул ее. – Поднимись наверх, осмотрись, привыкни, почувствуй поле. У актеров это называется «примериться к сцене». Так тебе будет легче с ним разговаривать. А я пока поищу позицию для наблюдения за вами. Иди, девочка.
Она молча взяла его руку, прижала к своей щеке, постояла неподвижно несколько секунд и медленно пошла к строящемуся зданию. Евгений Ильич какое-то время смотрел ей вслед, потом, не сводя глаз с едва различимой в темноте фигуры, направился к стоящему рядом дому. Тому, в котором светились несколько окон. Разумеется, он предпочел бы другой дом, в котором совершенно точно никого не было, но, к сожалению, будущий конференц-зал был расположен не с той стороны и из незаселенного дома не просматривался.
Дом был длинным, на десять подъездов, и Парыгин выбрал самый удобный для обзора. Расстегнув висящую на плече сумку, он достал бинокль, сконструированный для ночного наблюдения, и поднес к глазам. Фигура рослой девушки была видна хорошо, четко. Анна медленно поднималась по лестнице между третьим и четвертым этажом. Постояла на площадке, пощупала рукой стену, подошла к краю горизонтального перекрытия, еще немного постояла и снова двинулась наверх, на следующий этаж. Евгений повесил бинокль на шею и достал камеру. В свое время он заплатил за нее бешеные деньги, но она того стоила. Снимала не только в темноте, но и с большим увеличением. Если Петр Михайлович начнет позволять себе лишнее, это будет записано на пленку, и тогда уж ему не отвертеться. Одно дело – голые, ничем не подкрепленные слова, и совсем другое – зафиксированные факты. За слова, сотрясающие воздух, он платить не захочет, это и понятно, а вот за факты ему заплатить придется.
Анна дошла до широкой лестницы конференц-зала и остановилась. Парыгин глянул на светящийся циферблат наручных часов. Двадцать три двадцать. Еще не меньше десяти минут, но он не сомневался, что Петр Михайлович заставит себя ждать. Камеру можно пока оставить в покое, достаточно одного бинокля. Теперь Анна медленно, очень медленно поднималась по широкой лестнице. Вот она уже на площадке. Идет вниз, на этот раз уже быстрее. Опять наверх – и снова вниз, перепрыгивая через ступени. Парыгин понял, что она пытается привыкнуть к этой лестнице, чтобы в темноте иметь возможность быстро передвигаться. Умница, девочка. Все делает правильно. Хотя, как знать, пригодится ли ей это. Скорее всего нет.