– Был, – подтвердил Юра.
– Где у него телефон стоит?
– В прихожей, на тумбочке. А что?
– Ничего. Я все думаю, откуда стало известно содержание твоего разговора по телефону с Мамонтовым? Ты ведь утверждаешь, что в статье он воспроизведен дословно.
– Дословно. Абсолютно. Слово в слово.
– Тогда у нас с тобой два варианта. Либо Мамонтов сам пересказал разговор кому-то, либо у него в телефонном аппарате «жучок». Я потому и спросила, где он стоит. Что мы имеем на видеопленке?
– Правильно, – воодушевился Коротков, – правильно! На пленке у Мамонтова рожа такая, что сразу видно: его только что били. А за спиной плакат с Чаком Норрисом и видна спинка дивана с серой обивкой. Такой диван и такой плакат есть в его квартире. Значит, снимали у него дома, и пока в комнате били и делали запись, кто-то вполне мог в прихожей насовать в аппарат всякую гадость. А когда Никиту убили, «жучок» сняли.
– Ага, или не сняли.
– Почему не сняли? – не понял Коротков.
– Не знаю, – Настя пожала плечами и достала еще одну сигарету. – Мало ли причин. Забыли, например. Или не успели, торопились сильно. Или спугнул кто-то.
– Вот черт! – от досады Коротков резко прибавил газ, от чего старая развалина, на которой они ехали, затряслась, как в лихорадке, и грозила вот-вот рассыпаться. – Не подумал я об этом. Да ведь в тот момент, когда обнаружили труп Мамонтова, никому и в голову не могло прийти, что через несколько дней появится статья и в ней будет дословно воспроизведен наш разговор. Если бы знал, обязательно телефон проверил бы. А теперь без толку, столько времени прошло, аппарат в стольких руках побывал…
Снегопад внезапно усилился, и ему пришлось сбавить скорость, потому что видимость была почти нулевая. Настя стала замерзать. Она снова натянула перчатки и спрятала руки в карманы, но это мало помогло. Хорошо, что ехать осталось недолго, минут десять, если повезет, конечно.
– Юр, ты все-таки подумай насчет «Русской тройки», – попросила она. – Ведь мелькала же она где-то совсем недавно, я точно помню.
– Ася, не приставай. Между прочим, что это за душераздирающая история про безымянного начальника службы безопасности, которого убили и которого тебе надо вычислить? Почему я ничего об этом не знаю?
– Я тебе расскажу как-нибудь, но попозже, не теперь.
– Почему не теперь?
– Пока еще рано. Мне нужно самой убедиться, чтобы не гнать волну понапрасну.
– Опять секреты? Мы с тобой, кажется, не чужие…
Коротков обиженно засопел, и Настя легко рассмеялась, глядя на его надутую физиономию.
– А я с тебя пример беру. Ты за один графин с водой сколько всего с меня стребовал, забыл? И кофе, и конфеты, и отчет о командировке. Вот и я буду так же поступать. Пока не вспомнишь, где я видела упоминание о банке «Русская тройка», ничего тебе не расскажу про начальников службы безопасности.
– Ну Асенька, – взмолился Коротков, – ну как же я могу это вспомнить! Если бы речь шла о том, что Я это где-то видел или слышал, тогда другое дело. Но ведь речь о ТЕБЕ. Откуда я могу знать, где и что ты видела?
– Как хочешь, – она пожала плечами и зябко поежилась. – Не можешь вспомнить – не услышишь мою историю.
– Нет, ты все-таки выдра, – безнадежно вздохнул он.
Чем ближе к дому, тем больше Настю охватывала тревога. Сегодня Денисова должны были оперировать. Как все прошло? Она еще вчера договорилась с Анатолием Владимировичем Старковым, что тот непременно сообщит ей о результате. Но было ясно, что звонить он будет только ей домой, а ни в коем случае не на работу. В том, что Старков позвонит, она не сомневалась, за людьми Денисова необязательности не водилось. Но вот что он ей скажет…
У своего подъезда Настя торопливо попрощалась с Коротковым и помчалась домой отогреваться. Первой мыслью было залезть в горячую ванну, но она тут же вспомнила, как некоторое время назад тоже грелась в горячей воде. Тогда ей позвонил Старков и сообщил, что Денисов тяжело болен. И она так разнервничалась, что даже в ванне не могла справиться с ознобом. Она подумала, что если сейчас залезет в горячую ванну, то Старков обязательно позвонит и сообщит неприятное известие.
Для борьбы с холодом существовал еще один способ, заключавшийся в зажигании всех четырех конфорок на газовой плите. Настя стащила в прихожей сапоги, зажгла в кухне газ и уселась за стол, не снимая куртки. Минут через десять стало тепло, хотя и душновато, и можно было рискнуть расстегнуть куртку, а еще через десять минут и вовсе снять ее.