Мужские игры

Разумеется, Аню отпустили, и вся школа была поставлена в известность, что Лазарева – восходящая звезда советского баскетбола. Девочку моментально перестали дразнить, а ее рост, бывший до той поры постоянным предметом гадких насмешек, превратился в достоинство, которому завидовать впору. Спортивная карьера пошла успешно, прыщи постепенно исчезли, как и обещали врачи, и все было бы ничего, если бы не сложности на любовном фронте. Двух с небольшим лет, прожитых Аней в роли прыщавой дылды, оказалось достаточным для формирования в неустойчивой подростковой психике комплекса неполноценности. Она хотела быть как все, хотела бегать на свидания, носить золотые сережки, делать модные стрижки и целоваться с мальчиками. Но красивая стрижка только подчеркивала уродство ее прыщавого лица, а на свидания ее никто не приглашал. И она люто ненавидела девочек, которым повезло больше, и мальчиков, которые не обращали на нее внимания, а если и обращали, то только для того, чтобы выдать очередную порцию издевательств. Она ненавидела родителей, которые настырно объясняли ей какую-то чушь про красоту души и достоинства ума. Она ненавидела всех людей вообще за то, что они провожали ее сочувственными взглядами. И учителей за то, что они ее не защитили от одноклассников. И глупую природу за то, что сделала ее такой. Короче, Аня ненавидела всё и вся.

И выходом из этого мира всеобщей ненависти ей виделась любовь. Только любовь. Она должна доказать им всем, что ничем не хуже, что и за ней ухаживают, и ее приглашают на свидания, и ей объясняются в нежных чувствах. Аня бурно реагировала на малейшие знаки внимания со стороны юношей, охотно откликалась на них, проявляла активность… И этим отпугивала.

Жизнь постепенно входила в нормальную колею, Аня закончила школу, но в институт поступать и не думала. Куда ей с ее «удовлетворительной» подготовкой. Поскольку статья за тунеядство в те годы еще существовала, а занятия спортом требовали ежедневных тренировок и частых отъездов то на сборы, то на соревнования, для таких случаев существовала практика формального трудоустройства. Человек где-то кем-то числится, но на работу не ходит, а свою зарплату отдает тому, кто трудится за двоих. Аня Лазарева тоже где-то числилась, посвятив всю себя баскетболу. Как и многие молодые, она не думала о завтрашнем дне, полагая, что всегда будет юной и сильной и всегда будет выходить на площадку.

Однако и родители, и тренеры постоянно долбили ей голову разговорами о высшем образовании. Сначала она отмахивалась, но со временем, присмотревшись к другим спортсменам и к жизни вообще, поняла, что они правы. Дорога была проторенной: институт физкультуры параллельно с занятиями спортом, потом, после завершения выступлений, тренерство. Так поступали очень многие.

Учеба в институте давалась легко, Анна даже удивлялась этому, помня свои постоянные школьные тройки. К четвертому курсу она уже играла в сборной страны, и будущее казалось ей понятным и предопределенным. Кто же мог предположить, что перемены в политике и экономике приведут к постепенному умиранию спорта… Все стало дорого, и за все надо было платить: за аренду зала для тренировок, за аренду спортбазы для сборов, а уж сколько стоили билеты на поезд или самолет, чтобы вывезти куда-то команду, лучше и не говорить. Вместе с количеством спортивных секций стремительно падало и количество требующихся тренеров.

Так и вышло, что, получив диплом о высшем образовании и став слишком «старой» для выступлений в составе сборной, Аня Лазарева в двадцать семь лет оказалась никому не нужна. Ни спорту, ни какому-либо другому виду деятельности, ибо ничего не умела, кроме как играть в баскетбол.

Она почувствовала себя обманутой. С пятнадцати лет все свое время и силы она отдавала баскетболу, она и не жила, по большому счету, а только функционировала как бегающий, прыгающий и забрасывающий мячи механизм. Двенадцать лет выброшены псу под хвост. Ни семьи, ни ребенка, ни профессии, ни денег – ничего. За плечами только спортивные награды, любовные разочарования и несколько абортов. А дальше что?

Первая депрессия была длительной и тяжелой, Анна пыталась отравиться, но родители раньше времени вернулись домой с дачи и успели вызвать «Скорую». Испугавшись психиатрического лечения, которое неминуемо следует за попытками покончить с собой, она все отрицала, уверяла врачей в своем неизменном жизнелюбии, благодарила их за спасение и отчаянно лгала насчет того, зачем приняла такое количество таблеток. Шел девяносто четвертый год, настроение всеобщего безразличия к чужой беде охватило к тому времени и систему бесплатного здравоохранения, тем более и лекарств не хватало, и корпуса больничные давно находились в аварийном состоянии, так что класть новых больных было некуда, короче, Анну отпустили с миром и без всякого лечения.