А у меня вот друзья начали убывать. Сначала Васька, потом другие. Меня это поначалу не волновало, так как я был полностью занят предметом своего обожания, и было не до друзей. Елена Прекрасная, как настоящая царица, своей блистательной красотой, загадочностью, держала меня на крючке, который я заглатывал всё глубже и глубже. Так легко и многообещающе начавшиеся отношения, в близость (ни в интимную, ни в духовную) так и не перерастали. Мы были вместе, я сгорал от страсти, Елена же была удовлетворена тем, что я в её власти, не более. Я делал то, что хотела она, ходили мы только туда, где хотелось быть ей, и всё в этом духе. Подруг у неё не было, были лишь «приятельницы», как она их называла, и то, нужны они ей были лишь затем, чтобы слышать от них нескончаемые дифирамбы о её неземной красоте, уме, элегантности.
…И все-таки мы поженились. На свадьбе она была неотразима, я глядел на неё и думал: за что же мне такое счастье? Оправдывает меня только то, что был молод и глуп. В постели она была холодна и так же высокомерна, как и в жизни. Она, будто снисходила до того, что позволяла себя любить. Я обнимал каменную Галатею. В жизни она железной хваткой контролировала ситуацию, мне было предписано делать то-то, говорить то-то и далее, по списку. И я, мастер спорта, чемпион города по боксу… подчинялся. …Её ум и красота делали многое: сначала мы получили однушку, затем, когда родился сын – двушку, и это была только её заслуга. Это уже потом, когда я «раскрутил» своё дело, мы построили дом, из которого сейчас я твердо решил уйти.
Понадобилось несколько лет, чтобы я понял, что нахожусь в постоянном напряжении рядом с женой. Что наши разговоры – это сплошь решение бытовых проблем, а наши интимные отношения и вовсе – фикция. То, что сначала притягивало: загадочность и непонятность, при сближении оказалось тем, что буквально на всё мы смотрели диаметрально противоположно и консенсуса просто не наблюдалось. Жена могла удостоить меня подобием улыбки лишь тогда, когда я оценивал её новый наряд, прическу, маникюр. …О руках надо сказать отдельно. Руки были её несчастьем. При стройных ногах, статной фигуре и красивом лице, у неё были совершенно рабоче-крестьянские, крупные, некрасивые ладони, будто она всю жизнь работала техничкой, либо овощеводом. Когда я охладел к ней, мне доставляло садистское удовольствие невинным голосом спросить:
– Лена, извини, я нечаянно надел твои перчатки. Они тоже черные. И тоже десятого размера. (Или что-то в том же духе).
Она просто стервенела от таких подколок, и, что самое главное, бешенство своё она не могла выразить словами – ведь она считалась признанным совершенством, и обидеться – означало признать изъян. Кроме того, у неё напрочь отсутствовало чувство юмора, и даже самые невинные шутки (не саркастические, как предыдущая), она не принимала, более того, считала неуместными.
…И все-таки, мы жили. Сначала я её любил, и мечтал добиться взаимности. Потом родился сын, которого я полюбил всей душой. Мы постоянно что-то с ним делали: лепили, рисовали; катались на лыжах, санках, коньках; плавали в бассейне; собирали из конструкторов танки, самолеты, крейсеры. Когда он немного подрос – по моим стопам пошел в секцию бокса, где делал большие успехи. Мы пропадали на рыбалке и охоте, благо дело, мне хватило ума не растерять последних друзей. Именно там, на охоте, в мужской компании, сын задал мне свой недетский вопрос:
– Пап, а ты маму любишь?
Я кивнул головой, а он, подумав немного, спросил:
– А почему же тогда вы никогда не смеетесь вместе и не целуетесь?
Что я мог ему ответить? Сказал честно, глаголом прошедшего времени:
– Любил…
– Понял, ответил сын, – кода я вырасту и женюсь, у меня будет по-другому.
Вот такой простой и такой наивный вопрос, ответить на который было нелегко, но именно тогда мне пришла в голову мысль: надо что-то менять…
…Возникает резонный вопрос: на чем же продержался так долго наш брак? Ответ будет парадоксальным и шокирующим для многих: на нелюбви. На равнодушии. Жизнь каждого из нас протекала изолированно от жизни другого и каждого это устраивало. Да, мы ели за одним столом, спали в одной постели, жили в одном замкнутом пространстве дома…, и были совсем чужими. Иногда мы могли неделями не разговаривать друг с другом – и не потому, что поругались, а потому, что нам нечего было сказать. При этом все считали нас идеальной парой. Потому как главное у нас было – показуха. Если надо было куда-то идти вместе, мы и были вместе: статные, красивые, элегантные. Вот только, что за этим стояло, одному богу известно. Она, впрочем, всем была довольна: её жизненные приоритеты были соблюдены.
На одной из таких «обязаловок» – встрече выпускников нашего ВУЗа мы в очередной раз «блистали»: у жены был умопомрачительный наряд, вокруг неё вились несостоявшиеся поклонники, она была в своей тарелке, и, естественно, цвела. Я же смотрел на восторженных ухажеров и думал со злобой:
– Почему я? Почему именно я попался в эти сети? Почему не кто-нибудь из вас?