Мужские сны

– Совсем исхудала. Это надо же, воспаление легких подхватить! Хотя конечно. Любой бы схватил. Посиди четыре часа на льду-то.

– Виташа, а где Андрей? Что с ним?

– А что Андрей? Я его видел после обеда у здания администрации. Он в машину к следователю садился. Видимо, поехали в Привалово.

– Что, так и нет никаких следов?

– Пока нет. Опросили почти всех жильцов на Береговой. Никто ничего не видел. Будто с неба свалились эти гады. Да и потом, с девочкой, тоже куда-то испарились.

– Но так не бывает.

– Да знаю, что не бывает. И все же… Слушай, говорят отчим у Даши крутой чувак. Крупный бизнесмен. Недвижимость на Кипре, загородный особняк и прочая.

– Да. Не бедный.

– Ну! Вот где копать-то надо! Не сегодня завтра позвонят, сообщат сумму выкупа, и все!

– Как ты легко все разложил. Неужели не видел по телевизору, чем порой заканчивается киднепинг?

– Знаю. Это я из-за тебя. Чтобы, значит, настроение тебе поднять…

– Господи! При чем тут мое настроение? Да мне волком выть хочется! Я жить не хочу! Понимаешь?

– Таня! Ты вот что! Ты перестань тут такое говорить! Ты не виновата! Поняла? Эти фашисты если уж задумали такое, то в любом случае украли бы девочку. Хоть с тобой, хоть без тебя.

– И все же они украли ее прямо из-под моего носа. А потому нет мне оправдания. Виталий, мне нужен мой телефон. Привези мне его, пожалуйста. Я подключу областную прокуратуру, я ОМОН вызову, всех на ноги поставлю, но девочку найду!

– Только вряд ли живую, – мрачным голосом подытожил Виталий.

– Почему? – выдохнула Татьяна и закашлялась.

– Да потому, дурочка ты моя, что эти шакалы от страха обделаются и в первую очередь избавятся от главного свидетеля, то есть от своей жертвы. Поняла?

– Да. Но что мне делать, Виташа, подскажи!

– Лечиться, вот что! У тебя двусторонняя пневмония. Отек может начаться. Поняла? А уж тогда ты и вовсе ничем не поможешь Андрею. Сейчас я уйду, а ты спи. Сон – лучшее лекарство. Поняла?

– Да. А завтра утром ты придешь?

– Приду. Спи. До свидания. Виталий наклонился, чмокнул Татьяну в щеку и вышел из палаты.

Она долго лежала, обуреваемая тяжелыми думами, но болезнь все же взяла свое. Татьяна забылась коротким сном. Ей снились кошмары: плачущая Даша, какие-то хохочущие мерзкие рожи, Симаков в галстуке и со свиным рылом, секретарша Семенова в эсэсовской форме и толстая вахтерша с лакокрасочного завода. Вахтерша пила из бутылки лак и нахваливала его, мол, самый вкусный лак в мире.

Татьяна проснулась от того, что ей показалось, будто она поверила вахтерше и выпила лак. Во рту была нестерпимая горечь. Татьяна вспомнила, что проглотила перед сном какие-то горькие порошки, а воды, чтобы их запить, не хватило. Татьяна встала с кровати и, держась от слабости за стенку, вышла в коридор. На посту дремала молоденькая сестра. Татьяна позвала ее и попросила воды. Сестра недовольно поджала губы, взяла у нее стакан и пошла к бачку с кипяченой водой. Жажда была такой сильной, что Татьяна тут же, не заходя в палату, осушила стакан. Когда она вернулась к себе, то увидела на кровати синий конверт. Дрожащими руками она распечатала его и прочитала текст: «Не вздумай поднимать шухер, иначе девчонке не жить. Молчание – золото. Запомни!» На ватных ногах Татьяна подошла к окну. Оно было приоткрыто.

Едва дождавшись рассвета, Татьяна переоделась в свой сарафан, висевший тут же на гвоздике, и вылезла в окно. Сначала она ничего не чувствовала, шла быстро и легко, но вскоре начала задыхаться и кашлять. Надо было что-то предпринимать. Она вспомнила, что дома есть лекарство от кашля. Татьяна решила пойти сначала на Береговую. Каждые пятьдесят метров она останавливалась и отдыхала. Кашель душил ее, к тому же поднялась температура, кружилась голова, мучила жажда. Татьяна не помнила, как оказалась на Береговой, возле своего дома. Она вошла в калитку, доплелась до крыльца и упала без сознания на ступеньки.

За окном виднелся старый, кряжистый тополь. Его темная листва поблескивала на солнце и лениво шевелилась от слабого ветра. Этот тополь был ей знаком. Он рос на самом обрыве, и поэтому часть корней со стороны реки оголилась. Татьяна перевела взгляд на стену комнаты и увидела двойной портрет деда с бабушкой под стеклом в старой деревянной рамке. Почему раньше она не обращала на него внимания? Какие они здесь молодые и красивые! Конечно, приваловский фотограф подкрасил, подретушировал лица, но черты, их фамильные кармашевские черты остались неизменными.