Мужской день

– Опять пролил! – говорила мама. – Ну, руки-крюки! И сын такой же у тебя!

– Да ладно! – говорил папа. – Лишь бы голова работала. Остальное можно компенсировать.

Начинался Новый год – сначала чинный, с поеданием салатов и тостами под телевизор, а потом настоящий взрослый Новый год, с танцами, криками, перекурами в коридоре и массовым выбеганием на улицу под крики «ура!». Но я его никогда не заставал, потому что меня отправляли спать.

Первого января я просыпался, как мне казалось, от тишины.

Тишина стояла просто страшная. Спал весь подвыпивший накануне мир.

Но на улице уже звенели трамваи, а дворник уже скреб тротуар лопатой. Это были совершенно одинокие звуки, которые таяли в сплошной маслянистой густой тишине.

Но все же я их чуть-чуть слышал из своей комнаты, а папа, накрыв голову подушкой, как всегда, спал.

Я вставал, входил в родительскую комнату и подходил к балконной двери.

Каждый раз на Новый год мне казалось, что мир должен неминуемо измениться.

Но каждый раз он оставался прежним.

Сугробы спокойно лежали вдоль тротуара. Старушка в доме напротив вывешивала через форточку обрезанный молочный пакет с остатками крупы и хлеба. На пакет слетались воробьи и синицы. В высоком небе солнце боролось с облаками.

Я начинал осторожно и тихо будить отца.

* * *

Мама спала в этот день так крепко, что ничто, казалось, не могло ее разбудить. Папа высовывал из-под своей вечной подушки кончик носа и спрашивал громким шепотом:

– Что тебе?

– Двенадцать часов! – так же шепотом говорил я.

– Ну и что? – говорил папа.

– Ты обещал! – начинал я обижаться на него.

Папа фыркал и вновь забирался под подушку.

Но я знал волшебное слово, которое могло вытащить его из-под этой проклятой подушки.

– Ты обещал! – говорил я снова и снова громким шепотом.

– Ладно! – наконец шепотом говорил он. – Иди поставь чайник!

* * *

Через десять минут папа приходил на кухню и плотно закрывал за собой дверь.

– Не шуми! – говорил он. – Маму разбудишь. Давай соберись по-быстрому.

– Я уже! – отвечал я ему. – Сам давай собирайся.

Папа молча прихлебывал чай и весело смотрел на меня.

– Слушай, Лева! – говорил он. – Я не пойму, почему ты так любишь это место? За что?

– Ты обещал! – упрямо повторял я. – Обещания надо выполнять. Понятно?

– Понятно... – соглашался отец. – Ну а если там нет шашлыка? Если шашлычник еще спит?

Я молча шел обуваться.

Из комнаты, пошатываясь, выходила мама.

– Сима! – говорила она сонным голосом, с трудом открыв глаза. – Я тебя прошу: только не покупай ему шашлык. Ему нельзя. У него печень. Он и так вчера салатов налопался с майонезом. Это будет вообще смертельный номер. Ограничьтесь, пожалуйста, стрельбой по мишеням. Друг друга только не убейте.

– Ладно-ладно... – смеялся папа, накидывая пальто. – Ты поспи еще, а мы быстро. А потом мы придем, и будет праздничный завтрак. С коньяком.

– О господи! – вздыхала мама. – Тебе еще не хватит? О ребенке лучше подумай.

– Я уже подумал... – говорил папа. – Я уже подумал и встал. А ты давай спи. Понятно?

– Понятно! – отвечала мама. – Пока. С Новым годом.

* * *

1 января в мире все блестело.

Я выходил из подъезда и закрывал глаза от невыносимого блеска.

Иней был на окнах и подоконниках, на ветках деревьев, на машинах и на одежде.

От мокрого холодного воздуха я начинал задыхаться.

– Дыши в воротник! – сурово советовал отец, и мы спешили вниз по Трехгорному валу.

А потом по Шмитовскому проезду.

А потом мы подходили к парку. И я начинал задыхаться от волнения.

Вдруг в парке еще ничего нет? Вдруг тир еще не открыт? И шашлычник еще не положил дрова в мангал?

– Слушай, – опять говорил отец, тревожно к чему-то прислушиваясь. – Давай лучше я отведу тебя в кафе, в кино. В ресторан, если хочешь. На Красную площадь. Ну зачем тебе этот тир? Что за детский сад? Ведь ты же уже не маленький.

– Ты обещал, – отвечал я коротко, и он вздыхал, а потом улыбался.

– Ну ладно! – говорил он примирительно, и мы медленно входили в полупустой парк, залитый солнцем. Там играла музыка. На берегу прудов лежали засыпанные снегом лодки. И рядом с тиром курился слабый синеватый дымок.

Шашлык я обожал с раннего детства. Как, впрочем, и все остальные дети планеты, которые хоть раз его пробовали. Один вид шашлычника в грязном белом фартуке, с угрюмым небритым лицом и свирепыми усами, веселил меня и придавал бодрости. Но особенно сводил меня с ума вид закопченного железного мангала, горящих сухих дров и – запах.

– Господи, какой ужас! – говорила мама. – Какая антисанитария! Есть недожаренное мясо руками. Ну вы что, дикие звери? Варвары? Пещерные люди? Давайте я вам лучше куплю кусок свинины на рынке и пожарю дома, на сковородке. Если вы умрете, я хотя бы буду знать, что это дело моих рук. А здесь можно подхватить любую заразу. Не дам! Не позволю!

Сколько я ни ныл, шашлыка в парке мне не давали. Но однажды папа зачем-то решил, что он купит себе бутылку пива. Было очень жарко, и все вокруг чего-нибудь пили.

– Хочу быть как все! – заявил папа.

Сделав пару глотков, папа неожиданно сморщился и заявил, что такую гадость можно употреблять только под шашлык.