Мужской день

– Накурился, а? – спросила она и больно ударила меня по губам.

– Мамочка! – закричал я сквозь хлынувшие слезы. – Я больше не буду!

– Ты же заболеешь. И умрешь, – с неподдельным страхом сказала мама.

– Ты знаешь, кто это курит? – краснея, спросила она. – Всякая дрянь!

Мама схватила меня за плечо и потащила домой.

– Они курят, пьют, дерутся, ругаются, убивают кошек, воруют, залезают на помойки, и ты хочешь так же! Не хочу с тобой разговаривать.

И наконец она произнесла самое страшное.

– Вечером все расскажу папе, – открывая дверь в квартиру, непререкаемо произнесла она. – Марш мыться. Быстрее!

Она быстро налила горячей воды, стащила с меня одежду, и я торопливо полез в ванну.

– Мамочка, не надо! – истошно кричал я, пока она суровыми движениями мылила мне голову, терла шею и уши, полоскала рот. – Не надо говорить папе!

Мама молчала. Ослепленный едким мылом, весь в слезах и в пене, я судорожно тер глаза, ни на что уже не надеясь.

Мама выключила воду, накрыла меня сухим полотенцем и вдруг сказала:

– Хорошо. Обещай, что никогда больше этого не сделаешь.

В душе моей стало радостно и светло. Я трижды повторил обещание, потом переоделся в чистое и весь вечер сидел тише воды ниже травы.

Папа ничего не заметил. Он спокойно ел свои котлеты.

Только перед сном я отважился спросить:

– Мам, а вы с папой завтра будете двигать мебель?

– Нет, – сказала мама. – Мебель больше двигать не будем. Пусть так стоит.

Скоро во дворе нас стало гораздо больше. Появились свинцовые битки, мы стали играть в ножички, штандер и двенадцать палочек, обижать девчонок и гонять на велосипедах.

Соседний дом вскоре построили, наш двор перестали продувать пыльные сквозняки, старушки развели под окнами палисадники, а саженцы прижились.

МАЛЕНЬКАЯ БЕЛАЯ СОБАЧКА

Эту собачку мы нашли по визгу в подвале двадцатого дома.

Это был щенок той неизвестной породы, которую я больше всего любил тогда, в этом возрасте – маленькой и белой.

– Лайка, наверное, – сказал Колупаев. – Охотничья собака. Только она помрет скоро.

– Как это помрет? – удивился я. – Это теперь наша собака! Дворовая! Нам чего, собака, что ли, не нужна!

Колупаев подумал и согласился. Он сказал, что да, действительно нужна. Ее только надо выдрессировать, чтобы она охраняла и лаяла на всех врагов.

– Прям на стадионе будку ей построим, пусть охраняет, – сказал он.

Ей тут же принесли какие-то старые тряпки, железную мятую миску и пакет прокисшего молока с хлебом. Собака сожрала хлеб и теперь глядела на нас красными кроличьими глазами с уважением и благодарностью.

– Как-то ее назвать надо, – задумался Колупаев.

Ленка со своими подружками вообще не вылезала из подвала два дня, за что ей очень сильно попало от матери.

– А если она больная! – кричала мать на Ленку (мы все слышали, потому что они жили на третьем этаже). – Вшивая? И вообще, хватит по двору шастать! Надоело тебя искать! Я тебя час искала! Изревелась вся!

Затем Ленкина мать закрыла окно, и больше мы ничего не слышали.

Вот такие были истории с этой собакой (которую, кстати, назвали попросту Мальчиком).

И вот собака была моя (мне подарил ее Колупаев на день рождения), и мы сидели возле нее, гладили, кормили и поили, вытирали пол, и снова поили, ну и так далее, пока не пришла с работы мама.

– Ой, а вы еще здесь? – удивилась мама. – Я уж думала, вы давно во дворе гуляете. Понравилось в гостях-то?

– Мам, – очень волнуясь, сказал я. – Смотри, что мне подарили.

Мама изменилась в лице и спросила:

– Как это подарили? Это же ваша общая дворовая собака?

– Да. А теперь она моя.

– Ну поздравляю, – слабо улыбнулась мама и пошла на кухню.

– Ну ладно, Лева, прощай, – шепотом сказал Колупаев и покинул помещение. А за ним и все остальные.

– Лева! – позвала меня мама с кухни. – Пойди сюда! Мне с тобой поговорить надо.

Я вышел на кухню и прислонился к дверям, готовый ко всему.

– Ну во-первых, – сказала мама, глядя почему-то в стол, – посуду не помыли, все разбросали. Я же тебе говорила, что ты остаешься за хозяина, и будь добр вообще...

Мама не договорила эту мысль и перешла к следующей:

– Кроме того, я тебя хотела спросить: а что ты собираешься делать с этой собакой?

– Как что? – удивился я. – Я ее собираюсь дрессировать.

– Очень интересно, – кисло усмехнулась мама. – Дрессировщик. Ну а кто ее будет кормить, поить, гулять с ней утром и вечером?

– Я, – сказал я. А вы бы что сказали на моем месте?

– Ну хорошо! – в сильном раздражении сказала мама. – Это мне все понятно. Но, к твоему сведению, это трехмесячный щенок. От каких родителей – неизвестно. Ладно. Привитый или не привитый – неизвестно. Ладно. Помрет от чумки или не помрет – неизвестно. Ладно. А если он бешенство у нас подхватит? Тогда что?

Тут глаза у мамы наполнились совершенно непрошенными слезами, и я действительно испугался.

Да и она, честно говоря, тоже. С женщинами такое бывает.

– Мам, ну можно же его свозить к ветеринару, – сказал я.

– Ты повезешь? – жестко спросила она.

Возникла пауза. Мама довольно тяжело дышала. Наконец она успокоилась и сказала: