Мужской день

И я вдруг почти ясно подумал о том, что запах этот, наверное, и есть запах взрослой жизни. И весь двор вдруг поплыл куда-то, вместе с голыми ветками тополей и кусками холодного солнца, которые вываливались через крышу прямо мне под ноги.

Пока я делал это странное открытие, на какую-то долю секунды я вспомнил почему-то и полукруглое окошечко регистратуры, из которой достают мою пухлую карту, и загадочное лицо продавца в мясном отделе, и равнодушный голос медсестры из физиотерапии, и все-все мои будущие очереди, будущие анализы, будущие неприятности и обязанности показались вдруг нестрашными. А точнее, терпимыми.

«Вытерплю», – отчего-то решил я и окончательно успокоился.

– Ну ты даешь, – взволнованно сказал Колупаев. – Реветь-то зачем?

Он больно взял меня за локоть и куда-то повел.

По дороге Колупаев сурово объяснял:

– От тебя с непривычки табаком знаешь как будет разить? Хотя ты практически и не курил. Я вот курил, а от меня табаком не будет разить. Потому что привычка.

Он завел меня в маленькую булочную, и вдруг в его руке появился бумажный рубль. Я никогда не видел у Колупаева таких больших денег и очень удивился. Он купил пакет леденцов и заставил меня съесть все.

– Ты что? – сначала изумился я.

– Ешь, Лева! – прикрикнул Колупаев и снова посадил на знакомую лавочку.

Леденцы оказались страшно сладкие и липкие. Я давился ими, жевал, выплевывал, выкидывал тайком под лавочку, но Колупаев не отпускал меня, пока пакетик не кончился.

– Так... – деловито сказал Колупаев, окидывая меня цепким взором. – Вроде ничего, отбило маленько. Кто же курит эту «Лайку»? Хоть убей, не помню... А! – вдруг озарило его. – Эти! Железнодорожники!

Успокоенный и даже умиротворенный, Колупаев бережно вел меня под руку вверх по Шмитовскому проезду.

– Если мать чего заметит, вали на меня, – сурово объяснял он. – Мол, большие ребята стояли, курили, Колупаев к ним подошел, а я нет. А почему, мол, от тебя пахнет – так, скажи, это... запах легко на человека переходит. На одежду переходит. На брюки. Понял, нет?

– Понял-понял, – шептал я.

Не знаю, что именно искала мама в «сталинском» гастрономе, но сейчас я думаю, что она была совершенно и во всем права. Все, что было нужно для моего слабого здоровья, там нашлось. И богатая йодом капуста морская, и икра зернистая, и вырезка говяжья, и рыба сом, богатая фосфором. Где-то в этих удивительных продуктах таился эликсир, спасший мое хилое тело.

Иногда во сне я как бы вижу маму, шагающую по облакам с этими сумками – в одной сумке сырое мясо, в другой – живая рыба.

Ну вот и все пока – про Новые дома.

ЧЕРНОЕ СТЕКЛО ЖИЗНИ

Было у нас дома трюмо – высокое такое зеркало и под ним столик на ножках. Красивое зеркало, хотя стояло в коридоре. Все перед ним любили подолгу находиться, даже папа. Папа перед ним причесывался такой маленькой расчесочкой.

– Знаешь, как твоя прическа называется? – кричала ему мама.

– Ну? – притворно хмуро спрашивал папа.

– Внутренний заем!

Мама начинала хохотать и бегать по квартире. Папа за ней.

Удивительное, скажу вам, ощущение – когда два таких больших человека бегают по квартире. Страх и ужас. И в то же время весело. Но случалось это, конечно, крайне редко. И кончалось всегда одинаково: меня отсылали в другую комнату.

Хотя ничего особенно сверхынтересного я лично на голове у папы не наблюдал. Умеренная такая лысистость. Типа как у меня сейчас.

А мама не только подолгу стояла, но и подолгу сидела перед этим трюмо.

Стоя, она рассматривала себя в платье или в пальто, особенно в новом. Сидя – украшала лицо.

А иногда просто так... сидела и смотрела на себя. Это занимало у нее больше всего времени.

– Не устала? – спрашивал папа ехидно.

– Отстань! – говорила она, как бы не слыша, и продолжала смотреть в темное зеркало.

– Мама, ты чего там смотришь? – испуганно спрашивал я.

– Смотрю, как годы летят, – непонятно отвечала мама.

...Хорошо это зеркало было именно тем, что стояло в коридоре. А в коридоре, как известно, света мало, потому что нет окна. Полумрак. Зеркальное стекло от этого приобретало слегка матовый, странный оттенок. Как будто внутри у зеркала была темнота. Может, в эту темноту мама и смотрела, не знаю.

С другой стороны, сидеть в коридоре ей было неудобно. Особенно утром, если хочется посидеть перед зеркалом после сна, в халате. По ногам дует. Все мимо тебя ходят в ванну и туалет.

– Какая же у нас квартира маленькая! – жаловалась мама. – Даже зеркало и то в коридоре стоит. Ни черта не видно. По ногам дует. И вы еще толкаетесь, черти.

Папа был к этому обстоятельству совершенно равнодушен. Ну а я...

У меня с этим зеркалом была связана своя не то чтобы тайна, но история.

Довольно длинная история. Прямо-таки эпопея.

* * *

В отличие от всех остальных известных мне людей, я в зеркало смотреть не любил. Уж очень мне не нравилось мое лицо. Особенно в первые годы сознательной жизни. Мучили веснушки. Не хватало волевого подбородка. Торчали уши. Ну, в общем, обычная ситуация.