Музруков

Будни Уралмаша осенью 1941-го ежедневно и ежечасно подтверждали слова академика Патона о выдержке и героизме народа. Одним из участков завода, вызывавшим большое беспокойство руководства, была резка бронированных листов. Здесь работу тормозило отсутствие ацетилена, необходимого для операций резания. «Мы оказались в очень тяжелом положении, потому что ацетиленового газа не было на заводе, — вспоминал Б. Г. Музруков. — С юга прекратили поставку этого материала. Пришлось искать выход. У нас имелась большая газогенераторная станция, поскольку наша ТЭЦ работала на торфе. И вот нашлись два инженера, специалисты по газовому хозяйству, товарищи Геркен и Родионов, которые предложили использовать отходы торфа и мазута и на этой основе вырабатывать так называемый пиролизный газ большой калорийности. Буквально за два дня сделали все чертежи и в двухнедельный срок создали всю систему питания новым газом. Он полностью заменил ацетилен, и мы стали хорошо работать по вырезке и нарезке брони».

Предложение инженеров И. В. Геркена и М. П. Родионова действительно разрешило очень острую проблему. Довоенная мера его эффективности такова: оно позволило Уралмашу получить годовую экономию в полтора миллиона рублей. Но в 1941 году имело значение другое следствие изобретения — оно быстро внедрялось на многих заводах страны, помогая ускорять их работу. Завершающим важным достижением переломного периода на Уралмаше — это были сентябрь-октябрь 1941 года — стал переход на изготовление литых башен для танка КВ. Трудность, которая с самого начала тормозила поточное производство корпусов, была преодолена решительно и смело.

Из воспоминаний Б. Г. Музрукова: «Литейщик и инженер, товарищи Шкабатура и Зверев, и еще два товарища (Д. Бодягин и И. Кватер) предложили вариант литой башни. Отливалась она в кокиль, тогда оставалась только одна работа — расточка башенных оснований, все остальное получалось без обработки. Когда мы такую башню отлили, мы ее повезли на полигон — поскольку мы еще пушками занимались, у нас был свой артиллерийский полигон. Испытали эту башню. Она выдержала все испытания.

В первые дни войны приехал к нам нарком тяжелой промышленности Казаков, бывший директор Ижорского завода. Я ему докладываю, что нужно переходить на отливку башни, иначе мы программу сорвем. Он говорит: не выдумывай, мы пробовали, ничего у нас не вышло, и вам я запрещаю это делать. Ну, запрещаю — не запрещаю, а спрос-то ведь с меня. Я дал команду башни делать. В это время приезжает товарищ Малышев, новый наш нарком. Я ему доложил этот вопрос, и он немедленно утвердил производство башни методом отливки в кокиль».

Коллектив сборочного цеха тоже совершил стремительный рывок вперед: в августе 1941-го собирали корпус за 100–110 часов, в октябре — за 30–40.

Результаты работы каждого цеха, каждого участка ежедневно поступали в заводской информационный центр. Он был создан на заводе по распоряжению Музрукова и состоял из представителей завкома, технического и планово-экономического отделов. В обязанности работников центра входил сбор ежедневной информации о состоянии дел в цехах, о выдвинутых предложениях по совершенствованию технологий, о личных достижениях передовиков производства, о людях и их проблемах.

Сообщения информационного центра были на столе у директора каждое утро, и с анализа этой информации он начинал свой рабочий день. Когда Борис Глебович его заканчивал, никто не мог сказать определенно. Он всегда был там, где требовались помощь, поддержка, принятие быстрого оперативного решения. Сохранял спокойствие, выдержку, почти всегда оставался вежливым и корректным. Если выходил из себя, что случалось очень редко, значит, совсем выбился из сил. Больное легкое давало себя знать, но директор никогда и никому не жаловался.

Не требовал он к себе особого отношения и на заседаниях парткома, где разговоры велись обычно жесткие, часто на повышенных тонах. Борис Глебович никогда не ввязывался в перепалку, не спорил. Внимательно выслушает, попросит уточнить, иногда негромко произнесет: «Видимо, я этого не учел…» Он воспринимал себя наравне со своими товарищами, настоящими коммунистами, которые в это трудное время пользовались единственной привилегией — первыми идти туда, где тяжелее всего.

Работники Уралмаша любили своего директора и гордились им. Его распоряжения, отданные тихим голосом, действовали сильнее громких приказов. Видя Бориса Глебовича каждый день энергичным, подтянутым, деятельным, уралмашевцы верили: все трудности будут преодолены. Так и получилось. Благодаря умелому руководству, активной работе общественных организаций, энергичной поддержке наркома, ежедневным трудовым подвигам всего коллектива завод выходил из прорыва.