Музруков

Еще одну серьезную проблему, постоянно возникавшую на реакторе в первое время его работы, составляли так называемые зависания урановых блоков в ТК. Дело было в том, что эти блоки также имели алюминиевую оболочку, которая, как и трубы, подвергалась коррозии и разрушалась. Тут же начиналась и коррозия поверхности урана. Продукты этого процесса быстро заполняли узкий зазор между урановыми блоками и стенками трубы, то есть поврежденный блок забивал трубу. Охлаждающая вода проходила через ТК уже в меньшем объеме, и отвод тепла нарушался. В большинстве случаев контрольная аппаратура своевременно указывала на опасную ситуацию. В этом случае приходилось специальным длинным шестом (пешней, как говорили на реакторе) проталкивать весь столбец блоков вниз, в шахту разгрузки (там они накапливались в предназначенных для этого емкостях, называемых кюбелями, которые затем отправлялись на дальнейшую обработку).

Операция проталкивания застрявших блоков называлась пробивкой и требовала при ее проведении не просто аккуратности, а самой настоящей деликатности. Иногда все же при пробивке труба разрушалась, приток воды в ряд ячеек прекращался, и урановые блоки в них оставались без охлаждения. Тогда приходилось останавливать реактор и удалять уран из графитовой ячейки. Такая авария называлась обрывом канала. Она, как правило, приводила к тому, что реактор сваливался в йодную яму, что означало многочасовой его простой.

Несмотря на эти и другие сложности, буквально преследующие тогда первых сотрудников комбината, на опасность переоблучения, подстерегавшую их, они не теряли бодрости и чувства юмора. Тяжелую ситуацию зависания блоков

С. В. Мельников, один из физиков, работавших тогда на реакторе, прокомментировал в шутливых, легких стихах:

Если он у вас завис,
Пробивайте его вниз.
Очень сильно не стучите
И канал не оборвите.

Несмотря на строжайшие требования никоим образом не сообщать географических примет Базы-10, этот же веселый физик, которого звали Серафим, написал в письме своим близким:

Привет из города Кыштыма
От инженера Серафима.

Только заступничество одного из заместителей И. В. Курчатова спасло его от наказания.

А вот что вспоминает ветеран-реакторщик Л. А. Алехин: «…Не хватало поглотителей для полного заглушения реактора, тогда в разгруженные рабочие технологические каналы (ТК) установили дополнительные поглотители — 20 металлических стержней, начиненных карбидом бора. Они подвешивались на тросиках, оканчивающихся кольцом или мотовильцем, и закреплялись за головки соседних ТК. Были они очень неудобны… Персонал центрального реакторного зала, задевая их, падал и потому мгновенно окрестил новшества “ХИВами” — хреновинами Игоря Васильевича.

Курчатов узнал о таком названии, когда А. П. Александров отдал дежурному инженеру приказ об извлечении ХИВы. Удивился, посмеялся. Скоро этот вид дополнительных поглотителей был отменен».

Аварии происходили и при извлечении кюбелей из разгрузочной шахты, и вследствие случайных происшествий, например, попаданий в ТК посторонних предметов. Как-то раз после успешного пробивания зависшего блока в уже освободившийся ТК уронили ту самую пешню, которая использовалась при его очистке…

Случаев, которые запомнились сотрудникам комбината, было много. Вот один из них, рассказанный В. Б. Постниковым: «Я весной 1949 года работал инженером по охране труда и технике безопасности на промышленном атомном реакторе. Обычно в центральный зал (ЦЗ) атомного реактора приходила сразу большая группа высоких руководителей, а Б. Г. Музруков часто заходил туда один и наблюдал, какие работы ведет дежурный персонал.

Как-то раз я вместе с дежурным техником центрального реакторного зала контролировал достаточность перекрытия воды холостого хода в разгруженный технологический канал реактора. Борис Глебович подошел к нам и, обращаясь ко мне, попросил подробно объяснить, что мы делаем. Я все рассказал, пояснил ему, что эта операция выполняется по команде старшего инженера управления реактором.

В другой раз он обратил внимание на то, что дежурный слесарь ЦЗ Л. А. Торопов работает без защитных резиновых перчаток, засучив по локоть рукава комбинезона. Б. Г. Музруков подошел к Торопову и стал ему выговаривать за то, что он нарушает правила безопасности. Л. А. Торопов сказал, что в диэлектрических резиновых перчатках работать очень неудобно, так как они толстые и не позволяют выполнять многие тонкие операции. Борис Глебович счел эти доводы убедительными. Вскоре в центральном зале появились тонкие резиновые хирургические перчатки. Кроме того, все, в том числе и слесарь Торопов, перестали работать на атомном реакторе, засучив рукава.

Борис Глебович не гнушался разговаривать, причем в очень вежливых тонах, с простыми работягами. За это его все уважали. По всему чувствовалось, что он тоже учился у этих людей, которые набирались опыта да и сами учились на своих собственных ошибках».