Музы дождливого парка

— Ага, гроза. И вечер уже. Ты там как, собираешься к нам приезжать?

— Нет, переночую в поместье. Хочу проверить одну догадку.

— Слышь, ты поосторожнее там. Это ж не дом, а серпентарий какой-то! — Придерживая трубку плечом, Лысый стащил с себя куртку, сунул ее дрожащей Марте.

Она благодарно кивнула, спросила шепотом:

— Где он?

— Вот тут барышня интересуется, где тебя черти носят, — Лысый усмехнулся в трубку, добавил многозначительно: — Волнуется.

— Пусть не волнуется. — А вот сейчас голос Арсения ему совсем не понравился, не было в нем даже малой толики тепла, только лишь плохо скрываемое раздражение. С чего бы это? — Мы тут с Гримом изучаем один очень любопытный арт-объект…

В трубке вдруг послышался треск, словно от радиопомех. Сначала треск, а потом гулкий удар.

Лысый заподозрил неладное уже на стадии помех, просто шкурой почувствовал. Марта тоже почувствовала, потому что с испуганным вздохом вцепилась ему в руку.

— Эй, друг? Ты чего там? А? — спросил он шепотом.

Ответом ему стало не то шипение, не то свист, а потом в трубке раздался грозный рык Грима.

— Арсений! — Лысый уже не шептал, орал во всю глотку. — Да возьми ж ты телефон! Что там у вас происходит?

— Что? — Марта тревожно заглядывала ему в глаза, сжимала руку сильно, до боли.

— Ехать надо. — Лысый отчаянно мотнул головой.

— Куда?

— В поместье твое, вот куда! — рявкнул он, а потом сказал уже спокойнее: — Там случилось что-то. Они там с Гримом какой-то арт-объект изучали? Какой арт-объект, Марта?

— Павильон, — ответила она быстро, почти без колебаний.

— Поехали, по пути расскажешь, что за павильон. И на вот тебе, слушай! — Он сунул ей в руку трубку. — Вдруг Арсений выйдет на связь.

Она тут же прижала трубку к уху, крепко зажмурилась, прислушиваясь.

— Если будет что-то новое, скажешь. И не стой, побежали!

Никогда раньше Лысый не разгонял машину до таких, почти критических, скоростей, никогда раньше не матерился за рулем, как сапожник, не обращая внимания на даму. Марта сидела, сжавшись в комок, прижимая к уху бесполезный телефон.

— Что там? — спрашивал он изредка.

— Ничего. — Было видно, как побелели костяшки ее пальцев. — Грим скулит… кажется.

— Не бойся, сестренка! Грим от него не уйдет и никого к нему не подпустит, а мы сейчас… мы быстренько. Ты ж видишь, как мы летим…

— Вообще ничего! — Марта провела ладонью по лицу, точно избавляясь от невидимой паутины. — Не слышу ничего!

— Не паникуй, мы уже почти приехали. Это поместье? Показывай, где этот чертов павильон.

Молния расколола черное небо в тот самый момент, когда они подбежали к павильону, громыхнуло, и тут же на землю обрушился ливень.

Внутри было темно, пахло пылью и какими-то цветами. Под ноги Лысому бросилась молчаливая черная тень — Грим.

— Гримушка, где Арсений? — Он успокаивающе погладил пса по голове, попытался рассмотреть хоть что-нибудь в темноте.

Небо содрогнулось от еще одного грозового раската, вспышка молнии высветила со всех сторон обступающие их с Мартой женские фигуры. Лысый испуганно вздрогнул, чертыхнулся, ухватился за ошейник рвущегося с места Грима, на ощупь, то и дело натыкаясь на что-то в темноте, пошел следом.

Арсений лежал ничком возле оплетенной винтовой лестницей колонны, рядом валялась уже расчехленная флейта.

— Эй, друг! — Лысый упал на колени возле Арсения, прижался ухом к его груди. Сердце билось, но едва слышно. Такое уже однажды было. Такое едва не закончилось очень плохо.

— Что с ним? — На плечо легла холодная ладошка, даже сквозь свитер он чувствовал этот холод. — Лысый, он жив? — В голосе Марты слышались паника и надежда.

— Жив. Надо вытаскивать его отсюда. Черт! Да что темно-то так?!

Мутный свет электрического фонарика вспыхнул почти в ту же секунду, высветил изломанное глубокими тенями лицо Марты.

— На полу лежал. — Она направила фонарик сначала на Лысого, а потом на Арсения, тихо всхлипнула.

— Не реви, мать! Прорвемся! — Лысый взвалил друга на плечо, вслед за бестолково мечущимся лучом света обвел взглядом нутро павильона, и по загривку пробежала дрожь первобытного ужаса. Эти тетки… эти скульптуры были как живые. Даже слишком живые…

Пока добежали до машины, вымокли до нитки. Несколько раз Лысый едва не упал, натыкаясь на беспокойно вьющегося у ног Грима. Уложив Арсения на заднее сиденье, он врубил обогрев на полную мощность, втопил в пол педаль газа, рявкнул Марте:

— Мобильник давай! Быстрее!

Она сунула ему в руку телефон, перегнувшись через переднее сиденье, коснулась бледного лица Арсения. Жалостливая. Стопудово, жалостливая…

Несмотря на поздний час, Селена взяла трубку сразу, словно ждала звонка. А может, и ждала, она ж тоже особенная…

— Что? — спросила, не здороваясь. — Что-то с Арсением?

— Кажется. Везу в больницу. Ты там?

— Нет, но уже выезжаю. Это снова случилось?

— Не знаю, Селена! Не понимаю ни черта! Он в отрубе, но сердце бьется.

— А зрачки? Какие у него зрачки?

— Да не смотрел я, темень кругом! Ты сама потом взглянешь, хорошо?

— Когда ты его привезешь?

— Через час, наверное. А ты успеешь?

— Успею. Я буду ждать вас в приемном. — В трубке послышались гудки отбоя.