Музы дождливого парка

Луч карманного фонарика выхватывал из темноты уже знакомые каменные лица. Мертвые музы больше его не пугали, лишь равнодушно наблюдали за тем, что он делает. Наверное, они просто привыкли друг к другу.

А догадка оказалась верна! Арсений остановился перед мраморной Уранией, вытащил из-за пазухи набросок, направил на него луч фонарика. Так и есть, на альбомном листе четкими, уверенными штрихами была нарисована она — Урания.

— Интересное кино... — Арсений положил листок на постамент, расчехлил флейту. Еще одна идея требовала проверки. Если Ната Стрельникова не отозвалась на его зов на кладбище, возможно, она отзовется здесь, в павильоне...

Звуки флейты всегда его успокаивали, успокаивали и вводили в подобие транса. Однажды Лысый увидел, как работает Арсений, и потом долго не мог прийти в себя. «Старик, у тебя такие глаза, такие глаза! Ты сам как будто призрак...» Арсений улыбнулся, с нежностью погладил флейту, поднес к губам, и в этот самый момент мир взорвался мириадами искр...

—...Что-то вспомнил? — вывел его из задумчивости голос Лысого. — Старик, ты слишком долго молчишь. Я начинаю волноваться.

Арсений смахнул выступивший на лбу пот, сказал устало:

— Ничего не могу вспомнить. Последнее воспоминание — это флейта. Ты забрал флейту, Лысый?

— Забрал, не волнуйся. Она в машине. А зачем тебе понадобилась флейта?

— Хотел проверить одну свою догадку.

— Проверил?

— Боюсь, что нет.

Может, тебя кто-то по башке шарахнул? — предположил друг. — Может, у тебя потому теперь амнезия?

— А знаешь, Лысый, ведь твое предположение не лишено смысла. — Арсений попытался улыбнуться. Левый уголок рта не слушался. Так всегда бывало после вот таких переделок. — Разузнай-ка мне про одного человека. Его зовут Аким, он работает садовником в доме Наты Стрельниковой. Очень подозрительный тип.

— Думаешь, это он тебя по башке?

— Не исключено.

— А отпечатки тоже его?

Отпечатки... Арсений снова прикрыл глаза, прогоняя назойливые и совершенно ненужные образы.

— Нет, друг, отпечатки принадлежат другому человеку, и это очень плохо.

Да, это было очень плохо. Так плохо, что даже мысли об этом причиняли почти физическую боль. Отпечатки, которые он снял с рабочего стола в обсерватории, принадлежали Марте, а это означало только одно... Именно Марта в ту самую первую грозовую ночь пыталась помешать ему осмотреть павильон, именно она оставила ему короткое и веское послание на столе. Это было странно, наводило на размышления, но самым страшным было другое. Самое страшное было в письме Наты Стрельниковой.

...Ната видела лицо того, кто столкнул ее с лестницы. Видела, но не сообщила в полицию, потому что человеком, на всю оставшуюся жизнь превратившим ее в инвалида, была Марта...

«Арсений, вы представить себе не можете, как больно мне писать эти строки, но, уверяю вас, я нахожусь в здравом уме и трезвой памяти. Моя внучка — чудовище, но в этом есть доля и моей вины. Моя вина, моя кровь... черная кровь. Присмотрите за ней, Арсений, прошу вас! Мне хочется верить, что именно вам удастся совершить невероятное — разбудить в Марте то светлое и хрупкое, что, я верю в это, еще живо в ее душе...»

Ната не просила для внучки наказания, она просила ей помочь. Но как можно помочь такому человеку?! Чем можно растопить ледяное сердце Снежной королевы? Интересно, она раскаивается в содеянном, сожалеет хоть о чем-нибудь?

Марта говорит, кто-то испортил рулевое управление ее машины. А где доказательства? Марта думает, что ее брату помогли уйти из жизни. А что, если это именно она и помогла? Марта уверяет, что ей не нужно наследство Наты. А что, если она выбрала его в союзники именно из-за наследства? Что, если она такая же, как Верочка, только гораздо более умная и расчетливая? Он ведь повелся! Повелся, даже зная о том, кто она на самом деле! Беда в том, что Арсению нравилась Марта Серова, нравилась до такой степени, что, чтобы не потерять голову, ему приходилось каждую секунду напоминать себе о том, кто она на самом деле, насильственно культивировать в себе ненависть.

От последнего шага, от срывания покровов и масок Арсения удерживало только одно: Марта не могла сама себя запереть в погребе, и так тонко и филигранно просчитать свое чудесное спасение она тоже не могла. И еще, когда кто-то напал на него в павильоне, она была с Лысым. А это значит... А значит, это может две вещи сразу: у Марты есть враг, и есть сообщник! С врагом еще придется разбираться. А вот сообщника он, пожалуй, уже вычислил. Основная сложность была в другом — определиться с мотивами. Все, что происходит в поместье, не бессмысленная череда несчастных случаев, а продуманные и тщательно просчитанные шаги.

— Где Марта? — Даже имя ее вызывало боль.

— Марта? — Лысый удивленно приподнял брови. — Так я понял, ты не хотел ее видеть. Она тоже поняла, осталась ждать меня в машине вместе с Гримом. Знаешь, старик, а она переживала за тебя. В том смысле, что реально переживала, у нее даже руки дрожали.

Переживала? Это вряд ли. Просто Марта — хорошая актриса, а Лысый, при всей его проницательности, слишком доверяет женщинам.