Музы и свиньи

И вот – последний день турне. Небольшой городок с игрушечной ратушей, средневековой брусчаткой и доброжелательными бюргерами. Вечером к сексоту подходит тот самый валторнист: мол, выпить хочешь? В стукаческом мозге мгновенно вспыхивает тревожная лампочка – и предложение необычное, и исходит оно от весьма подозрительной личности… Соглядатай напрягается, туманится взглядом и потеет, силясь определить суть подставы. Да успокойся ты, примирительно продолжает валторнист. Искренне благодарен тебе, что не растрепался… Вот и хочу в знак признательности, а также с надеждой, что и дальше трепаться не станешь, немного проставиться. Нам тут немецкие меломаны шнапса подогнали, так все наши уже спят, а через границу все равно не провести. Так ждать в гости или в раковину выливать?

Вскоре сексот сидит в гостиничном номере благодетеля. На столе – скромная закуска и огромная бутыль с завлекательной этикеткой. Соглядатай с удовольствием хлещет халявную выпивку и причмокивает от благородного вкуса и непривычного градуса. Вот что значит качественное буржуйское спиртное, а не наша омерзительная «Столичная», сделанная из нефти! Уже только за одно это можно советскую власть возненавидеть!

Валторнист подливает гостю приязненно и дружелюбно, словно Сальери, однако сам при этом лишь делает вид, что пьет. Бутыль с завлекательной этикеткой он отыскал в ближайшем мусорном контейнере. Набулькал туда медицинского спирта, который в немецких аптеках по цене питьевой воды, притом в этом спирте коварно растворил несколько таблеток димедрола. Сейчас эта гнида вырубится, и тогда…

Однако гнида почему-то вырубаться не хочет. Пьянеет, косеет, икает… и в который уже раз затевает провокационную беседу о своей ненависти к советской власти. Выхрюкивает меню в унитаз, вновь пьет и опять заводит песню о своей ненависти к СССР. Это уже не провокация, это – лейтмотив. В операх Рихарда Вагнера подобное называется «принципом монотематизма». А в клинической психиатрии – «синдромом навязчивых состояний».

Наконец, хозяин не выдерживает: ну хватит, а?!.. не на службе ведь. На, накати вот!..

Спустя какой-то час валторнист спускается в гостиничное лобби и незаметно подмигивает тромбонисту с арфисткой. Те синхронно поднимаются и идут к портье, чтобы отвлечь его внимание. Валторнист тем временем проворно волочет от лифта ватное тело сексота. На крыльце материализуется контрабасист, который тело и перехватывает. И вся эта оркестровая сыгранность явно свидетельствует о грамотном заговоре и далеко идущих намерениях.

Вскоре бесчувственный стукач живописно разложен на клумбе как раз напротив полицейского участка. В руке его пустая бутыль, на груди – свежая блевотина, а в промежности – темное влажное пятно. Натюрморт завершает бездуховный порнографический журнал, который бесстыже выпирает из оттянутого кармана… …Поутру сексот мучительно разлепляет слипшиеся веки. Он лежит в незнакомой койке и в такой же незнакомой комнате. На окнах – решетки, на стене – некий плакат с надписями не по-нашему. Стукач мучительно фокусирует взгляд и с ужасам определяет первое слово: «Achtung!» Следующее прочитанное им слово выглядит еще страшней: «Polizei».

И тут наш стукач понимает, что попал он не иначе, как в бункер к недобитым фашистам, и надежды на спасение у него нет…

Действительно, вскоре в комнатке появляется блондинистый гестаповец в форме с погонами-плетенками, как в фильмах про войну и немцев. Сексот испуганно втягивает голову в плечи, потому как уже знает, что сейчас прозвучит «хэндэ хох!» и «шиссен!» Белобрысый гестаповец официально улыбается, что-то каркает и уходит.

Что делать?!..

Во рту арестанта – раскаленная пустыня, в голове – полярная ночь. Вскоре, однако, чернильную тьму мозгов пронзает тоненький лучик… медленно набухает желчью, угрожающе пульсирует и, наконец, приобретает черты обычного зоновского прожектора, лупящего прямо в лицо со сторожевой вышки!..

Жизнь кончена. Даже если пленник и сумеет каким-то чудом удрать из этого Бухенвальда, то на Родине ему ничего не светит. Дискредитация чести и достоинства советского гражданина, идеологическая диверсия, разглашение государственных тайн… И никто – ни дирижер, ни коллеги-оркестранты, ни даже куратор «оттуда», – никогда за него не заступится!..

Тем временем в комнатку вновь заходит белобрысый гестаповец, но теперь – с молодой девушкой в штатском.

И тут бедняга не выдерживает… Он истерически бьется головой о стену, бесконтрольно матерится, сипя при этом, словно порванный шланг:

– Товарищи фашисты!.. Требую политического убежища!.. Я Солженицына читал, я не могу больше жить в советском аду!.. …Уже вечером в полицейском участке появляются дирижер и инспектор оркестра. Дирижер искренне жалеет западных немцев, на головы которых этот подарок свалился. А инспектор оркестра высказывает осторожное пожелание перечислить часть гастрольных гонораров в Министерство культуры стран агрессивного блока НАТО, только чтобы больше не видеть этого подонка в Белорусской государственной филармонии…