Музы в век звездолетов

— О, я не знал! — заявил Фиш. — Но как странно! Я что-то такое почувствовал… какую-то вибрацию. Простите, миссис Прентис… можно мне звать вас Мэри? Знаете, после моей утраты… — Надо бы пустить еще слезу; стоит только начать, дальше они уже текут сами. — Я стал сам не свой. Представьте, даже не хотел жить. Целый год не мог дотронуться до карандаша. И даже сегодня не могу провести хотя бы линию, если кто-то за мной наблюдает. Вот, стало быть, и причина всей неразберихи. Эта история с моим племянником и прочее — я просто все выдумал, считал, так будет легче. Знаете, я бываю так неловок, когда речь идет о такте. Словно слон в посудной лавке. Вот и вся история, Мэри. — Фиш откинулся на спинку стула и еще разок энергично высморкался.

Глаза миссис Прентис увлажнились, но ее прелестное личико выражало настороженность.

— Честно говоря, просто не знаю, что и думать, мистер Уилмингтон. Вы говорите, что не можете рисовать на людях…

— Пожалуйста, зовите меня Джордж. Видите ли, это называется психологической травмой.

— Ну а как вам такое предложение? Я на несколько минут вас покину, а вы что-нибудь нарисуете. Думаю, тогда…

Фиш грустно покачал головой:

— Все гораздо сложнее. Я не могу рисовать нигде — только в одной из комнат моего дома. Это связано с портретом жены и некоторыми сувенирами. — Он с трудом сглотнул, но в третий раз слезу пустить не решился. — Мне очень жаль, я нарисовал бы для вас все, что угодно, если б мог, но…

Мэри некоторое время молча сидела, размышляя.

— Тогда, скажем, вот как. Вы, мистер Уилмингтон, отправляетесь домой и что-нибудь рисуете — к примеру, набросок моего лица, по памяти. Полагаю, любой квалифицированный художник может это проделать?

Фиш заколебался, не рискуя возражать.

— Ну вот, видите, и все будет улажено. Ведь вы не можете раздобыть мою фотографию и отослать ее в Висконсин — просто не хватит времени. Я дам вам… ну, скажем, полчаса.

— Пол…

— Вполне достаточно, разве не так? И значит, когда через полчаса я приду за вами, если у вас будет нужный набросок — что ж, тогда станет ясно, что вы говорите правду. Если же нет…

Прижатый к стене, Фиш не пал духом. Он встал с доверительной улыбкой.

— Пожалуй, это будет по-честному. Только знайте — вашего лица мне никогда не забыть. И еще хочу вам сказать, насколько мне легче теперь, после нашей случайной беседы, и… что ж, лучше я пойду и приступлю к рисунку. Жду вас через полчаса, Мэри! — Он помедлил у двери.

— Я приду… Джордж, — сказала она.

Кряхтя и спотыкаясь, Фиш прорвался через весь дом, громко хлопая за собой дверями. Повсюду жуткий бардак — на полу в гостиной разбросаны диванные подушки и газеты; но ничего-ничего, вот выйдет она за него замуж, будет кому убраться в доме. Теперь надо — Фиш открыл заветную комнату, лихорадочно сорвал крышку с большой машины и принялся нажимать кнопки на одном из блоков, — теперь надо только сделать проклятый набросок. Один шанс из сотни. Но все же лучше, чем ничего. Фиш включил машину, в беспомощном нетерпении наблюдая, как манипуляторы высунулись наружу и повисли без движения.

Лицо — и схожесть! Единственная надежда — сложить его из отдельных фрагментов. В машине уже не действовало ничего, кроме некоторых почти бесполезных элементов, которые выдавали технические рисунки, архитектуру, а также анатомические фрагменты. Только бы хватило еще на одно лицо! И чтобы оно было хоть чуть-чуть похоже на лицо Мэри!

Машина вдруг щелкнула и повела линию. Фиш замер, с отчаянной тревогой наблюдая за тем, как связное движение двух вращающихся осей переводит прямой толчок манипулятора в стройную линию. Одно удовольствие смотреть — даже если в результате ничего и не выйдет. Вот линия стала закругляться; теперь манипулятор поднимался, возвращаясь обратно. Нос! Машина рисовала нос!

На вид нос напоминал греческий — правильной формы, но великоват и не слишком похож на аккуратный точеный носик Мэри. Но ничего-ничего, онто сумеет ее уговорить — Фишу бы только товар, а уж он-то его продаст. Пусть хоть какое-нибудь женское лицо — только не очень уродливое. Ну, вперед — теперь глаза!

Но манипуляторы остановились и снова повисли в неподвижности. Машина тихо гудела; циферблаты светились; ничего не происходило.

Снедаемый нетерпением, Фиш взглянул на часы, хлопнул по ним ладонью, снова внимательно в них всмотрелся, изрыгнул проклятия и быстро зашагал прочь из комнаты. В последнее время машина иногда вот так замирала, будто все пыталась и пыталась заработать, но почему-то не могла, а затем — щелк! — снова включалась. Фиш поспешил обратно, заглянул в комнату — пока ничего, опять ушел и стал расхаживать взадвперед по пустому дому, выискивая, чем бы заняться.

Тут он впервые заметил, что в корзинке под щелью для писем лежит какая-то корреспонденция. Большей частью счета. Их он сразу швырнул под диван в гостиной, но среди макулатуры оказался и пухлый коричневый конверт со штемпелем «Информационной службы Британской библиотеки» в углу.